Вокруг двадцатифутовой каменной чаши высохшего фонтана праздно бродило довольно много народу. Состязающиеся в громкости песни «Phish» и Эминема рвались из двух магнитофонов, стоявших один напротив другого. Марк и Джимбо заметили полицейского в форме, прислонившегося к стоявшей чуть в стороне патрульной машине.

Как только друзья увидели копа, их походка изменилась, стала более неловкой и неестественной; желая подчеркнуть свое безразличие к блюстителю закона, они зашагали на полусогнутых, опустив одно плечо ниже другого и вздернув подбородки.

— Эй, пацаны! — окликнул их полисмен.

Мальчики сделали вид, будто только что заметили его. Улыбаясь, полицейский поманил их к себе:

— Шагайте сюда, ребята Я вам кое-что покажу.

«Ребята» вразвалочку направились к нему. Офицер повел себя, как заправский фокусник: в первую секунду в его руках ничего не было, а в следующую он уже держал черно-белую, восемь на десять, фотографию подростка металлиста

— Знаете его?

— А кто это? — спросил Джимбо. — С ним что-то случилось, да?

— А ты? — спросил офицер Марка.

— Нет, не знаю, — покачал головой Марк.

Полицейский поднес фотографию поближе к их лицам.

— Хоть один из вас по вечерам встречал его здесь? Не кажется ли он вам знакомым?

Оба покачали головами.

— А кто такой? — вновь спросил Джимбо.

Полисмен опустил руку с фотографией.

— Парня зовут Шейн Ослендер. Шестнадцать лет.

— Из какой школы? — спросил Джимбо.

— «Холи нэйм», — ответил коп.

Это объясняло многое. Марк и Джимбо делили ребят, ходивших в эту школу, на три основные категории: морально безупречные зануды, которые втихаря крепко напивались; драчуны и/или «жокеи» — любители угонять и колотить машины и невредимыми удиравшие с места аварии; и наконец, на нижней ступени — любители травки, убежденные в непорочности марихуаны. Тем, что принадлежали к третьей категории, частенько не удавалось дотянуть до выпускных экзаменов.

— А он что, влез в аптеку и стянул оксиконтин? [14] — спросил Джимбо.

— Ничего он не делал, — ответил коп, — кроме того, что четыре дня назад пропал.

— Сбежал? — спросил Джимбо.

— Пропал, — повторил коп. — Исчез.

— Сбежал он, точно, — сказал Джимбо. — Да гляньте на его физиономию! Небось, родичи скинули его в католическую школу, а он этого не пережил

— Шейн Ослендер,— сказал Марк, вглядываясь в лицо на фотографии. — А сами-то вы как думаете, офицер, что с ним стряслось?

— Спасибо, что уделили мне минуту. — Фотография уже незаметно исчезла в манильском конверте в правой руке офицера.

— Думаете, он еще жив? — спросил Марк.

— Благодарю за сотрудничество, сэр, — сказал коп.

Когда ребята отошли, офицер подозвал к себе пару девушек, которые шептались друг с дружкой чуть в стороне. Вскоре Марк и Джимбо подходили к краю толпы.

— Смотри, вон еще один, — сказал Марк. — Плодятся, как двухвалентные элементы.

Второй полисмен, стройный блондин повыше ростом, показывал фотографию Шейна четверым старшеклассникам из школы Мэдисон.

— Черт, — прошипел Джимбо. — Это Рэйвер, Спаркман, Тиллинджер и Биней Джэкобс. Нельзя, чтоб они нас заметили.

— Надеюсь, когда-нибудь кто-нибудь похитит и одного из этих уродов вместе с их уродской травкой, — бросил Марк, обходя фонтан. — Слушай, я понял, что тут стряслось!

— И?

Джимбо поглядывал на Рэйвера, Спаркмана, Тиллинджера и Джэкобса. Мерзкие по отдельности, они собирались вместе и становились настоящим кошмаром.

— Кто-то утянул парня прямо отсюда. Или встретили его здесь и увели куда-то — к себе в машину, или домой, или еще куда...

— Ничего хорошего сегодня здесь не будет, — мрачно проговорил Джимбо.

— Ладно, — сказал Марк. — Если хочешь — сваливай. А я кое-куда заскочу.

В следующие два дня Марк чувствовал, будто балансирует между двумя враждебными силами — домом на Мичиган-стрит и своей матерью. Обе силы требовали и отбирали у него огромное количество времени и внимания, причем дом делал это в открытую, мать же — исподволь и неявно. Будто охваченная коварным скрытым недугом, Нэнси Андерхилл незаметно выскальзывала из дома по утрам, так же незаметно возвращалась к вечеру и больше почти ничего не делала. Она «отдыхала», что означало у нее исчезать на несколько часов за закрытой дверью спальни. Если верить Филипу Андерхиллу, высокочтимому эксперту в области умственных и физических особенностей современного женского населения США, особенно в лице его собственной супруги, то поведение матери Марка в настоящий период — давно ожидаемая и затяжная негативная реакция на брань, которую она ежедневно слышит в газовой компании, не говоря уж о симптомах, характерных для всех женщин в период неизбежных физико-гормональных изменений. Иными словами, она ложилась в кровать и спала все дни напролет во время приливов. Но на взгляд Марка, мама выглядела так, будто она вообще потеряла сон, к тому же он очень сомневался, что у нее климакс Из того, что он знал из обязательных уроков по сексуальному образованию, женщины в этот период должны быть эмоционально возбужденными. Ничего похожего в поведении его матери не было. А лучше бы было. Лучше раздраженная мегера, чем унылый бесплотный дух.

Отец Марка едва ли не с облегчением воспринимал изменения в поведении жены. Теперь, когда она все-таки стала жертвой унижений, которым подвергалась на работе, Нэнси необходимо было отдохнуть перед следующим психологическим этапом — осознанием того, что ей следует уволиться из этой мерзкой конторы. Филипу всегда претила мысль о том, что жена работает. Он свыкся с ней в период, когда понадобилась зарплата Нэнси для оформления поручительства и выплаты за машину, но с того момента, как Филип переехал в офис директора в Куинси, он просто терпел.