— Дай сюда Я разбила, мне и подметать, правильно?

Поднявшись, Марк отступил на шаг и молча наблюдал, как она заметает в совок мелкие осколки, следом — пудру, а потом повторяет все, тщательно прохаживаясь веником по одному и тому же месту, будто сметая невидимые соринки. Марк решил не отходить от матери, пока она по крайней мере не посмотрит на него.

Избавляя кафельные плитки от несуществующих соринок, Нэнси собралась с духом и заговорила, не поднимая взгляда:

— Ты спрашивал об этом пустом доме на Мичиган-стрит, да? — Она сознательно говорила монотонным голосом

— Мам, не прикидывайся.

Она все же подняла на сына глаза:

— Думаешь, я прикидываюсь? А в каком смысле я прикидываюсь, а?

— В том, что ты наверняка знаешь что-то об этом доме.

— Думай что хочешь. — Рука с веником замерла.

— И тарелку ты выронила, когда я о доме заговорил, это очевидно.

Нэнси выпрямилась, не отрывая взгляда от лица сына.

— Выслушай меня, пожалуйста, Марк. — Взмахом руки она велела ему посторониться, чтобы выбросить мусор в корзину. — Ты еще понятия не имеешь, что очевидно, а что — нет. Ни малейшего.

— Ну так объясни мне, — сказал он, еще больше обеспокоенный ее поведением.

— Ты ведь заинтересовался тем домом не просто так. Ты что-то натворил, Марк?

— В смысле?

— Ты залезал туда?

— Нет.

— А пытался?

— Да нет же, — бросил он, задетый за живое.

— Вот и хорошо. Не пытайся. Держись от этого места подальше. Все так делают. Ты разве не заметил?

— Я сам дом только вчера заметил.

— Очень жаль. — Ее взгляд стал более напряженным. — Ответь мне на один вопрос Допустим, раньше ты не замечал этого дома, потому что все остальные игнорируют его. Логично?

Марк немного подумал, затем кивнул.

— Теперь давай просто предположим, хорошо? По-моему, в доме этом случилось нечто страшное — очень, очень страшное, и поэтому все обходят его стороной.

— А как же те, что приехали сюда позже и не в курсе, что там произошло? — «Как мы», мог бы добавить он, но не стал.

— Вот это очевидно, Марк. Что-то из ряда вон, и люди это чувствуют. В один прекрасный день власти снесут дом А до той поры давай просто забудем о нем, договорились?

— Договорились, — сказал Марк.

— Именно этого я и хочу от тебя.

— Мам, не могу я вот так просто взять и забыть о нем.

— Нет, можешь. По крайней мере попытайся. — Сделав шаг к сыну, она крепко ухватила его за руку.

— Ладно, ладно, — проговорил он.

Дикое выражение ее глаз испугало Марка.

— Нет, не «ладно»! Дай мне слово держаться от этого дома подальше.

— Хорошо.

— Нет, дай мне слово.

— Даю слово.

— А теперь пообещай, что никогда не полезешь в этот дом... — Нэнси открыла рот, закрыла и открыла снова. — Пока я жива

— Йоу, мам, ты меня пугаешь.

— Вот и хорошо. Страх за мать тебе не особо навредит. И не говори мне «йоу». Итак, я жду.

— Я никогда не полезу в этот дом — С горящими глазами она кивнула ему. — Пока ты жива

— Обещай.

— Обещаю. Мам, отпусти, а?

Нэнси отпустила его руку, но Марку казалось, что ее ногти по-прежнему впиваются в кожу. Он потер руку.

— Так, а чем ты собираешься заняться вечером?

— Ну, может, погуляем или в кино сходим

— Будьте осторожны, — напутствовала она, безошибочно опустив пальцы на то место на руке сына, где уже распускались синяки.

Со скейтбордом в руке Марк выскользнул через заднюю дверь. К его удивлению, Джимбо уже поджидал его, привалившись спиной к бетонной стене.

Друзья неторопливо пошли по переулку в сторону дома Монэгенов и Западной Ауэр-авеню.

— Блин, в парке ни души, — сообщил Джимбо. — Из-за этих копов у фонтана никто теперь туда не попрется.

— Кроме педофилов-детоубийц. Хотя им там теперь нечего ловить. «Чувачок, а куда это все подевались, а? У меня на заднем дворе место еще для парочки могил осталось».

— Все просто, чувачок: есть еще детские площадки и торговые центры. Все, что требуется, — шоколадные ириски и тонированная тачка.

Марк хмыкнул: «Шоколадные ириски и тонированная тачка».

Внезапно сердце его екнуло: вспомнился разговор с матерью.

— Я спрашивал маму об этом доме, а она аж взбесилась.

— Да ну? — Джимбо как будто заинтересовался больше, чем Марк ожидал.

— И заставила меня дать слово не лезть туда. По крайней мере пока она живет на свете.

— Значит, ждать тебе еще лет пятьдесят.