Песни жаворонка в поле, на заре, кудрявый лес,

Васильки родимой нивы и глубокий свод небес.

Помню я мои мученья, слезы бедные мои,

Помню жажду тихой ласки, жажду счастья и любви.

Но зачем, следя за лунным отражением в волнах,

Как о счастии тоскую я о горе и слезах…

И зачем в саду у моря, где чуть слышен запах роз,

Мне так жалко прежней доли, мне так жалко милых

слез?..

Я истинному верен останусь до конца:

Смирите, люди-братья, надменные сердца!

Вы верите и в счастье, и в радостные годы,

Вы к знанию стремитесь, вы ищете свободы -

Но в мире нет свободы, нет в мире красоты…

Смиритесь, позабудьте безумные мечты!

Непобедимой смерти таинственная сила

Людей живую душу навеки покорила.

И в первое мгновенье, как и в последний час,-

О, смерть, ты будешь с нами, и будешь вечно в нас!

Приходит смерть любовью, светлы ее одежды,

Приносит нам отраду и робкие надежды…

Но от любви бегите, бегите, люди, прочь!

Ведь это смерть пред вами, ведь это — та же ночь…

Любовь — еще страшнее и непонятней смерти…

Смиритесь, братья-люди, смиритесь и поверьте,

Что в мире нет свободы, и, волею судьбы -

Любя и умирая, мы вечные рабы!

Люблю — хрусталь бесценный и старинный,

Обычаи невозвратимых дней,

Благоприятны старые картины

И старое вино душе моей.

Всегда, всегда любила я седины,

И, наконец, пришла моя пора:

Не устояло сердце робкой Зины

Перед цветами Вейнберга Петра!

8 января 1894

СПБ

Вы задали мне трудную задачу!

Ответить собираюсь я давно…

Беру перо, сажусь — и чуть не плачу…

Зачем шутить стихом мне не дано?!

Нравоученья в декадентских ризах

Упрямой музе более под стать;

Я не вольна в ее пустых капризах,

Я не умею дам разубеждать.

Звенит ваш стих, и, с гибкостью завидной,

По строкам рифма вьется, как змея…

Досадно мне, и больно, и обидно -

Но я, увы, не вы, а вы — не я…

Довольно! Чем богата, тем и рада.

Мне даже нравится мой странный слог.

И будет, верю, за труды награда:

Ответная чета блестящих строк.

«Была я в Петербурге; буря злилась,

И дождик шел… Ну чистая напасть!

Домой я непрестанно торопилась

И на Фонтанку не могла попасть.

Лишь утешала страждущего брата,

Упавший дух немного подняла

И тщательно и зорко берегла

От милого, но страшного „возврата“…

(Подумаешь, не стоило и лезть:

Там утешителей не перечесть)».

Живем мы здесь не шатко и не валко;

Мясник — мошенник; серы небеса;

Поют кузнечики; мне просто жалко,

Что здесь случаются и чудеса.

Вот первое: не будет вам в обиду,

Но я рецензии пошла писать;

Венгерову же нашу,— Зинаиду,-

Метнуло на стихи… Вот благодать!

Она теперь и день и ночь в экстазе.

Рассеянна, как истинный поэт.

Но думаю, нам с вами в этом разе

Среди поэтов места больше нет!

........................................

Как поживаете? Что ваши своды?

И — новые — как прежде ль хороши?

По-прежнему ль к вам ломятся народы,

Мечтая с Фонда получить гроши?

Меня сулили вы везти в Монако,-

Я согласилась хоть на Меррекюль…

Клялись словами Демона… Однако

Из обещаний этих вышел нуль.

Тот постоянства сердце не оценит,

Кто чувства лучшие мои отверг…

И знаю: мне не раз еще изменит

Коварный, легкомысленный Вейнберг.

Но не могу я с ним затеять ссору,-

Изменника люблю еще сильней…

И коль захочет посетить Аврору -

Он будет встречен нежностью моей…

......................................

Я новости вам сообщить хотела,

Но более стихов писать нет сил;

Космополис, как слышно, опочил;

В подробностях не знаете ли дела?

_____

Как рада я, что минуло пол-лета!