– Блуд, – задумчиво повторил я. – А она действительно тебе изменяла?

– Прямых доказательств нет, одни косвенные, – после долгого молчания ответил Костя. – Хотя, знаешь… накануне моей поездки в командировку… Ну, в ту, после которой ее забрали в психушку… Жена с утра пораньше отправилась на вещевой рынок. Юбку себе покупать. «Вернусь, – говорит, – не позже семи».

– Извини, она уезжала трезвая? – вежливо перебил я.

– Да, как стеклышко. Перед отъездом приняла душ, разрядилась, накрасилась, надушилась. Выглядела на удивление доброй, веселой, приветливой. Чмокнула меня в щеку, назвала «котиком» и пообещала «быть хорошей девочкой». Я аж опешил от удивления. Давненько от нее слова доброго не слышал. В трезвом виде – злобное брюзжание из-за любого пустяка. В пьяном – сплошь матерные вопли и оскорбления. А тут – «котик», «буду хорошей девочкой»… Н-да. – Сибирцев нервно прикурил очередную сигарету и украдкой смахнул слезу. – Так вот, я весь день в приподнятом настроении, – голос моего друга наполнился мучительной болью. – «Господи! – думаю. – Неужто исправляться начала?! Счастье-то какое!!!» Но… ни до семи, ни в семь ее нет (в тот день я выходной был, дома сидел)… В половине восьмого нет. В восемь звоню ей на мобильник, спрашиваю: «Ты где? Когда вернешься?!!» А она, эдак со злостью: «Тебе же русским языком сказали – в семь!» и дала отбой, но неудачно. Телефон продолжал работать. И вдруг я слышу, как она нежно воркует с каким-то «черным» по имени Жора. Тот, судя по характерным звукам, подвозил ее до дома на машине, но отнюдь не с рынка! А с квартиры, где до сих пор гуляют «Танек с Маринком». (Возможно, с хахалями.) И с Жорой, как я понял из их беседы, Алла знакома не первый день. К примеру, такая фраза: «Я же вчера у тебя была, а потом пришла домой и легла спать». Я не разобрал, в ответ на что это было сказано. Но, похоже, Жора выразил некое ревнивое подозрение. Зато дальше я слышал его речи достаточно отчетливо. То он со страшным акцентом заявлял: «Кроми тибэ, минэ никаго не нада. А к Манане (очевидно, к жене. – К.С.)… я атнашус проста как сэстра». То пытался вручить цветок на прощание, а она с пьяненьким смехом отказывалась, дескать, муж дома. «Нельзя мне с твоим цветком приходить. В другой раз»… Жора: «Вах! В другой раз я падару тэбе дэсат такой цветок!» Алла поправляет игриво: «Мне – девять! Один отдай Манане. Пусть порадуется». Потом послышались звуки, похожие на поцелуи. Она промурлыкала: «Встретимся в…» и осеклась – заметила включенный мобильник. В трубке пошли короткие гудки…

– И ты называешь ЭТО «косвенными»?! – возмутился я. – Да тут любому дураку ясно – они с Жорой любовники! Голову даю на отсечение!

Сибирцев молча уткнул лицо в ладони. Плечи у него слегка вздрагивали. В следующий миг раздался условный стук: два длинных – три коротких. Вскочив на ноги, я распахнул дверь и увидел со спины быстро удаляющегося человека среднего роста, плечистого, одетого в клеенчатую робу.

– Эй, парень, привет! – окликнул я. Однако он, никак не отреагировав, молча скрылся за углом.

– Ладно, не очень-то и хотелось знакомиться, – проворчал я, поднял свертки с одеждой и обувью, взял две туго набитые полиэтиленовые сумки и вернулся обратно в кабинет. Костя уже успел взять себя в руки. Глаза у него были сухие, лицо непроницаемое. Пальцы, держащие сигарету, не дрожали.

– Бери! Хватит голышом расхаживать. – Я свалил на стол свертки и пакеты. В свертках оказались те же костюмы, в которых мы прибыли в Темрюковск, та же обувь, а кроме того – новое нижнее белье, новые рубашки и носки. В пакетах мыло, чистые полотенца, зубная паста, зубные щетки в заводской упаковке и бритвенные принадлежности. Полностью одевшись, мы проверили содержимое карманов (все до последней мелочи оказалось на месте), привычно спрятали под костюмами ножи с пистолетами, взяли еще по минералке, уселись обратно в кресла и, наполнив бокалы шипящим нарзаном, продолжили прерванный разговор.

– А ты потребовал у жены объяснения? – осторожно спросил я.

– Потребовал, да толку-то, – обреченно махнул рукой Сибирцев. – Она пришла домой сильно пьяная (видать, в машине напоследок хлебнула), яростно все отрицала, орала, материлась в десять этажей, а затем прямо в одежде завалилась на кровать и захрапела. На следующее утро в 6.00 я уехал в командировку. Алла, разумеется, спала мертвым сном. Будить и вновь расспрашивать не стал. Да и зачем? Все равно соврет! Но одно я понял окончательно – ТАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ! И вернулся из командировки с твердым намерением подать на развод. Ну а дальше… дальше тебе известно. – Костя залпом осушил свой бокал. Лицо майора по-прежнему оставалось непроницаемым, но когда он вновь заговорил – в голосе у него звенела такая щемящая тоска, что мне сделалось не по себе. – Знаешь, брат, с тех пор я испытал целую гамму чувств: ненависть, отвращение (и к ней, и ко всем молдаванам, вместе взятым), жалость к своей растоптанной, облеванной любви. Горечь, обиду, жажду отомстить и так далее. Но теперь… после моих снов… осталась только жалость. Острая жалость к погибшей душе, обреченной на ужасные, вечные муки! Я бы искренне хотел ей помочь, но не знаю как! Она же упорно не желает каяться. Или… не желала, если сон вещий…

– Даст Бог, еще одумается. Бывают же чудеса на свете, – неуверенно предположил я. – А сон… Гм! Возможно, он не зеркальное отражение существующей реальности, а предостережение. Один из двух вариантов развития событий. Кстати, как у любого из нас! Один путь к дьяволу, в ад. Другой – к Господу… Если так, если это предостережение, то, надеюсь, и Алле приснится ее будущее… Она ужаснется, опомнится, раскается…

– И я надеюсь, – эхом отозвался Сибирцев. – Хотя… Достаточно! – вдруг затвердел глазами мой друг. – На все воля Божья! Как Он решит, так и будет. А мы… Помнишь, как ты высказался в июле прошлого года? «Хватит сантиментов! Мы офицеры Государственной безопасности. А посему давай-ка займемся нашими прямыми обязанностями» (см. «Поступь зверя»). Ну, Дима, припоминаешь?

– Припоминаю, – вздохнул я. – Давай займемся, но чем именно в данный момент?

– Пока не поступил сигнал об окончании уборки, предлагаю обсудить нюансы нашей с тобой завтрашней… вернее, сегодняшней, – поправился майор, взглянув на часы, – работы с фигурантами, начиная с самого утра…

Тут Сибирцев принялся излагать давно согласованный и прекрасно известный нам обоим до мельчайших подробностей план дальнейших действий. Я терпеливо слушал, согласно кивал и даже вставлял «ценные» замечания, поскольку видел – моему другу просто хочется отвлечься от терзающей его душевной боли. Вместе с тем я понимал – вряд ли поможет! Он же прекрасно осознает всю надуманность своей «деловой активности», ее абсолютную бесполезность. Мыслями находится рядом с заблудшей, гибнущей женой и с минуты на минуту вновь сорвется. Так оно и произошло. Костя вдруг замолчал, отошел к окну и прижался лицом к прохладному стеклу.

– Извини, брат, худо мне, – тихо молвил он.

Я с жалостью посмотрел на его мускулистую спину, на мощные, поникшие плечи, на сильно поседевшую за последний год голову. Крепкий, мужественный, волевой человек. Великолепный боец, кошмар для врагов. Он, сколько я помнил, без звука переносил любую физическую боль, не терял хладнокровия в самых отчаянных ситуациях, бесстрашно смотрел в лицо Смерти и всегда сражался до конца, пока в нем теплилась хоть искра сознания. Так, в апреле 2005-го отравленный, полумертвый Сибирцев сумел вырваться из рук убийц (по ходу прикончив одного), под шквальным огнем переплыл широкую реку с ледяной водой. На середине получил серьезное ранение в ногу, но все-таки дотянул до противоположного берега и каким-то чудом выжил. В результате благодаря добытой им и сохраненной на непромокаемом носителе информации Контора смогла уничтожить опаснейшую, смертоносную заразу, полностью поразившую правящую верхушку и силовые структуры крупного областного центра с милым названием Светлянск и грозившую вот-вот перекинуться на другие регионы России… (См. «Город мертвых».) А сейчас душа этого железного, не знающего страха человека невыносимо страдала, и не от ревности, не от обиды, а… от жалости к женщине, испортившей всю его оставшуюся жизнь! К неверной, спившейся супруге, которая беснуется, не желает каяться и неминуемо попадет в ад…

Господи! Научи, КАК ему помочь?!!

И внезапно в уме возникло решение проблемы. На первый взгляд абсурдное, авантюрное. Но… почему бы не попробовать?! Терять-то, собственно, нечего…

– Я на минуту отлучусь, здесь ненадолго, – сказал я Сибирцеву. Не дожидаясь ответа, прошел в ванную комнату, закрыл за собой дверь и на спутниковой «мобиле» набрал личный номер Нелюбина, которым нам разрешили пользоваться лишь в экстренных, исключительных случаях.

– Алло? – после десятого гудка пасмурно отозвался генерал.