В автоответчике раздался щелчок, и она услышала голос детектива Пейна.

– Черри, ты дома?

Она отложила котенка, подошла к телефонному столику, нащупала трубку.

– Джон, я задумалась и не услышала звонка.

Джон Пейн являлся единственным, с кем Черри бывала абсолютно откровенной. Именно на него она изливала свои заботы и беды, когда с ней случались приступы откровенности.

Черри ценила Джона: он был первым, кто принял ее всерьез. На этом прочном основании вырастала их дружба. На берегах Делавэра и озера Фрэнсиса, в Арканзасе и Колорадо – Джон всегда был с ней в решительную минуту.

Надо признать, что в первые недели знакомства Черри разбирало чисто женское любопытство. Такой молодой и уже детектив – это поражало воображение двадцатипятилетней девушки. Она помнила, как была разочарована, узнав, что он женат. Потом спохватилась: какая глупость с ее стороны.

Доктор из Денвера был похож на Джона Пейна. Ни один из них ни при каких обстоятельствах не впадал в панику. Оба воплощали спокойствие и порядок. Казалось, не существует поломки, которую они не могли бы починить, и нет проблемы, которую не могли бы решить. При всех своих завидных качествах оба отличались скромностью. Люди дела, а не слова.

Вскоре после инцидента с Пазловски Пейн познакомил Черри со своей женой Энгой. Они втроем делали вылазки на природу, захаживали посидеть в кафе. Потом Энга перестала появляться, и Джон объяснил, что она предпочитает побыть дома. Интуиция подсказывала Черри: у супругов что-то разладилось.

Миновало девять лет. Джон Пейн по-прежнему оставался ее лучшим другом. Черри понимала: он даже самому себе не признается, что она для него больше, чем друг. Джон сдерживал себя, а она не давала повода к иным отношениям. Люди научились побеждать взаимное половое влечение и даже получать удовольствие от дружеского общения. Видит Бог, если бы у Черри появилась возможность стать миссис Пейн, она ухватилась бы за нее обеими руками, но такой возможности не было и никогда не будет. Джон ни разу не посетовал, что у него не ладится с женой, а Черри никогда не решилась бы покуситься на чужую семейную жизнь, поскольку хорошо знала, что такое потеря. Она потеряла свое прошлое и все, что в нем было. Даже врагу Черри не пожелала бы такого одиночества, какое иногда охватывало ее.

– Тебе взять что-нибудь китайское?

– А себе возьмешь шотландское виски?

– Только если ты возьмешь что-нибудь китайское.

– Тогда возьми мне креветок с устричной подливой.

– Буду через полчаса, – сказал он и повесил трубку.

В кухне Пейн поставил на поднос тарелки с едой, бутылку виски и принес все на лужайку за домом, даже не расплескав коктейли.

– Ты голодна? – спросил он, подвигая к Черри стакан с виски.

– Нет, – вздохнула она и отпила немного. – Может, через три минуты аппетит появится. – С шорохом накатывались на берег волны от прошедшего катера. – Давай просто посидим, расслабимся.

Пейн с тревогой посмотрел на Черри:

– Ты в этом году обязательно отдохни. Купи тур в Европу. Или поваляйся на пляже где-нибудь в Калифорнии.

– Нет уж, хватит с меня пляжей, – улыбнулась она, по звяканью льдинок в стакане у Джона догадавшись, что он сделал несколько глотков. – Джон, разве ты не чувствуешь, что приходит весна? Скоро станет совсем тепло. Люблю посидеть у реки. Слышишь, как поет вода?

– Ты с Норвича не вылезала из дома, – проворчал он.

– Неправда, я и в Питсбург ездила. Ты тогда похвалил меня.

Пейн помнил, какое трудное дело выпало Черри в Норвиче. Она долго не могла избавиться от назойливых страшных видений и каждые две-три недели звонила в управление полиции штата Коннектикут узнать, установили ли личность подозреваемого. Нет, не установили.

«Если бы он знал, как мучают меня ночные кошмары и головные боли, то заставил бы меня пойти к доктору», – думала она. Но есть проблемы, которыми не хочется делиться даже с лучшим другом. Свои болячки надо оставлять при себе.

– Вы-то с Энгой тоже хороши. Когда последний раз куда-нибудь выходили? А уж о совместном отдыхе я не говорю. Сколько лет мы с тобой знакомы, ты ни разу не рассказал об отпускных впечатлениях. Впрочем, погоди, погоди, годика два назад ты, кажется, перекрасил во время отпуска стены спальни! – Черри фыркнула.

Пейн вскинул руки:

– Мы говорим о разном, Черри! Мы с Энгой не всегда сидим по вечерам дома. Кроме того, мы вечно спорим, куда пойти. Мне, к примеру, хочется отдохнуть, а она тянет меня по магазинам или на экскурсию. Вот и получается, она идет с подругами, а я болтаюсь дома.

Черри хотела что-то сказать, но передумала и подняла стакан.

– За наш Делавэр!

– За Делавэр.

Солнце садилось, повеяло холодом.

– Похоже, нашу еду надо в микроволновку, – произнесла она, поежившись.

– Господи, я совсем забыл о еде! Есть предложение: еще по порции виски – и в дом.

– Хороший ты сыщик, Джон, – угадываешь желания, – улыбнулась Черри, поджимая ноги.

Сайкс возвращался в Уайлдвуд без труб, без барабанов. Даже в «Патриоте» ни строчки, в «Патриоте», где осенью 1976 года он несколько недель подряд был первополосной новостью!

Не многие вспомнили бы его имя. Он совсем не походил на того диковатого парня, каким был в двадцать пять. Сейчас Сайкс выглядел старше своих лет: глубокие морщины на лице, клочковатые седые волосы, опухоль на левой стороне шеи. Люди избегали встречаться с его недобрым взглядом. Когда Сайкс появлялся на горизонте, они опускали головы или отворачивались, как, например, женщина, лежащая в своей постели в Элмвудском приюте, увидев, что Сайкс протирает тряпкой зеленый линолеум в коридоре Эндрю Марки.