— А если и так, что с того, Лорд-Коммандер?», — Фулгрим повысил голос, его глаза сверкнули опасным огнем. — Вы на моем месте отступили бы перед ксеноублюдками? Вы хотите, чтобы я запятнал свою честь, избегая войны в страхе перед её опасностями?

Старый полководец побледнел, поняв по тону Примарха, как далеко зашел:

— Нет-нет, мой Лорд. Мои войска всегда в Вашем распоряжении.

Буквально тут же лицо Фулгрима приняло мирное выражение, и Юлий понял, что вспышка Примарха была не совсем искренней. Так или иначе, Финикиец заставил Файля замолчать; он уже составил идеальный план кампании и не собирался отказываться от него из-за сомнений простых смертных.

— Благодарю вас, Лорд-Коммандер, — ответил Фулгрим. — И приношу извинения за свою несдержанность. Вы были правы в своем стремлении прояснить положение с Лаэром. Не зря же говорят, что человека должно оценивать не по ответам, которые он дает, а по вопросам, которые он задает».

— Вы не должны извиняться, — запротестовал Файль, по-прежнему обеспокоенный тем, что разгневал Примарха. — Это меня слишком занесло.

Фулгрим слегка поклонился:

— Спасибо, Таддеус, думаю, мы можем забыть об этом. Теперь к делу. Итак, я разработал план войны, которая, несомненно, принесет нам победу над лаэранцами, и, несмотря на всю важность ваших советов и мощь ваших войск, в этой войне будут сражаться Космические Десантники. Сейчас я представлю уважаемому Совету положения плана, но время не ждет, и я прошу разрешить мне сначала спустить моих Астартес с цепи.

Примарх повернулся к Юлию, и тот ощутил, как его сердце заколотилось под сверлящим взглядом черных глаз. Единственное, о чем Десантник мог думать в эту минуту — смогут ли он и его воины достойно выполнить приказы Фулгрима?

— Первый Капитан Каэсорон, ваши люди готовы принести Имперскую Истину на Двадцать Восемь-Три?.

Юлий стоял, окруженный всеобщим вниманием, звездный луч купола Гелиополиса освещал его лицо:

— Клянусь огнём, мой Лорд! Мы ждем лишь вашего слова!

— Вот мое слово, Капитан Каэсорон, — прокричал Фулгрим, сбросив тогу и обнажив сияющие доспехи. — «Через месяц Аквила развернет крылья над Лаэром!

«Руки» лаэранца вцепились в доспехи Соломона, срывая полосы верхнего слоя брони, а невероятно прочные когти пробили украшенный золотым орлом нагрудник. Противники покатились на дно воронки, и Деметер оказался на лопатках, придавленный к земле весом твари, чьи нижние жвалы распахнулись с оглушительным визгом, обдав Десантника горячим дыханием и сгустками слизи.

Резко встряхнув головой, Соломон ткнул бронированным кулаком сверху вниз, ломая кости врага и обнажая ярко-красную плоть. Тот вновь завизжал, и на одной из серебряных перчаток, надетых на нижнюю «руку», вспыхнуло зеленоватое пламя. Деметер в последний миг откатился в сторону, и пылающий «кулак» лаэранца пробил скалу так, словно это была стена песчаного замка.

Космодесантник отполз к стенке воронки. Ксенос продолжал вопить, его визг словно прижимал Соломона к скале, в ушах звенело от боли, перед глазами возникла странная пелена. Деметер попытался выхватить меч, но лаэранец вновь опередил его. Противники вторично свалились на дно кратера, превратившись в клубок когтистых «рук» и бронированных ног.

В омерзительных глазах ксеноса отразилось искаженное яростью лицо Соломона. Капитан был взбешен тем, что оказался в стороне от боя, что ничем не мог помочь своим братьям. Тут же Десантник ощутил толчок горячей боли в боку — лаэранцу удалось вонзить перчатку в доспехи Деметера, но тот вывернулся, прежде чем зеленое пламя достигло его внутренностей. Впрочем, лучше от этого не стало — Капитан теперь был окончательно обездвижен и прижат к скалистому днищу Атолла-19.

Неразборчивая трель из нескольких визгов донеслась из разверстой пасти ксеноса, и, хотя Соломон не мог знать лаэранского языка, он ощутил злобное наслаждение, звучавшее в голосе твари.

— Получай, урод! — прорычал Капитан, с силой отталкиваясь от склона воронки. Змеевидное тело лаэранца туго оплело ноги Соломона, когти протянулись к незащищенному лицу, но на сей раз Десантнику удалось оказаться сверху и обрушиться на врага всем своим немалым весом.

Не давая лаэранцу опомниться, Деметер схватил одну из пылающих перчаток за запястье и обрушил дробящий удар на сочленение «руки» с туловищем. Конечность ксеноса оторвалась от тела в брызгах зловонной крови, и Соломон, развернувшись на месте, с размаху ударил лаэранца в грудь его собственной «рукой». Энергоперчатка легко пробила серебряную броню, и тварь разлетелась рваными ошметками плоти. В последнюю секунду из её глотки вырвался крик, поразивший Деметера: в нем не было слышно ни боли, ни страха, а одно лишь наслаждение.

Второй Капитан с отвращением выбросил оторванную «руку» лаэранца, на заляпанной кровью перчатке которой уже почти погасло зеленое свечение. В третий раз он пополз вверх по склону, подняв голову над гребнем как раз в тот миг, когда новая волна ксеносов ворвалась на площадь.

Казалось, что поединок с лаэранцем длился совсем недолго, но за эти минуты положение Астартес серьезно ухудшилось. Дети Императора разрозненно, по двое-трое отбивались от окружившего их врага, и, окинув поле боя опытным взглядом, Соломон понял: без подкреплений надеяться на спасение не стоит. Десятки бойцов уже не могли сражаться — их тела лежали на земле, извиваясь в страшных судорогах после попаданий из ксенооружия. Видимо, энергия «перчаток» противника губительно действовала на нервную систему людей.

Все это, вместе взятое, не могло не повлиять на воинов Второй Роты, и они уже должны были понять, что стоят на краю гибели. Ярость Деметера утроилась при мысли о том, как лаэранцы будут торжествовать победу, быть может, глумиться над телами его боевых братьев…

— Дети Императора! — вскричал во весь голос Капитан, шагая от воронки к группе Астартес, ещё не разделенной полчищами ксеносов. — Сомкнуть строй! Я поклялся огнем Первому Капитану Каэсорону, что мы захватим это проклятое место любой ценой! Мы не посрамим честь Второй Роты! Мы не нарушим клятву!