— Стоп-машина! — скомандовал Бальхаан. — Нельзя дать врагам понять, что мы нашли их «тайник».

— Нет, нужно атаковать! — перебил Дьедэрик, и Каптай с трудом подавил в себе порыв негодования. Неужели Железный Отец забыл, что «Феррум» едва не погиб из-за такой же бездумной ошибки?

— Нет, — отрезал он. — Наша задача — предупредить остальные корабли флота.

Дьедэрик повернулся к Аксардену:

— Сколько здесь батарей?

Палубный офицер приник к экрану своего ауспекса, и потянулись невыносимые для Бальхаана секунды.

— Минимум десять, и может быть больше, но точно сказать не могу из-за слишком высокого уровня звездной радиации. Помехи, сэр. — наконец ответил Аксарден.

Бальхаан, выскочив из-за консоли, подбежал к Дьедэрику:

— Не важно, сколько их здесь, Железный Отец. Мы не можем атаковать.

— Почему это, Капитан? — иронично спросил Дьедэрик. — Мы выполнили приказ Лорда Мануса, обнаружили источник энергии вражеской флотилии.

— Я знаю наизусть все приказы, но без поддержки основной части флота Диаспорекс нас просто снесет.

Кажется, Дьедэрик внял разумным доводам.

— Но что вы в таком случае предлагаете, капитан?

Ощутив нечто вроде благодарности, Бальхаан начал:

— Предлагаю ждать здесь. Отправить сигнал командованию флота и собрать как можно больше данных, стараясь не выдать себя и не потерять эти батареи.

— Ну а затем? — спросил Железный Отец, которому явно не пришлась по вкусу идея ожидания.

— Затем мы уничтожим их и вернем утраченную честь «Феррума»!

АРХИВЫ «ГОРДОСТИ ИМПЕРАТОРА» ЗАНИМАЛИ не много ни мало — целых три длинных палубы, полностью занятые высокими полками, забитыми текстами времен Старой Земли. Заботился об этих драгоценных манускриптах (да, пожалуй, и собирал эту прекрасную коллекцию) выдающийся итератор по имени Эвандер Тобиас. Долгие годы книжничества сблизили Юлия со стариком, они даже стали друзьями, что вообще-то было редкостью для Астартес. Сейчас Каэсорон пробирался в каморку Эвандера, укрытую на верхней архивной палубе.

Он вступил в широкий лес грузных колонн зеленого мрамора, окаймляющих открытое пространство. Здесь давным-давно обосновалась уважительная тишина, сразу же выдающая хранилище великих знаний. Полки темного дерева гнулись под весом свитком, книг и дата-кристаллов.

Юлий аккуратно ступал по натертому мраморному полу, и мягкий свет парящих в воздухе люминоглобов отбрасывал вперед его тень. Первый Капитан снял броню и облачился в тренировочную одежду, поверх которой натянул короткий балахон, украшенный Аквилой.

Повсюду мелькали одетые в бежевое Летописцы, сидевшие за столами или что-то читающие не отходя от полок, а сервиторы, не обращая на Капитана никакого внимания, перетаскивали туда-сюда огромные стопки книг.

В одном из многочисленных закутков архива Юлий заметил характерную гриву синих волос Беквы Кински, и сперва приостановился, решив немного поболтать с ней.

Певица сидела за широким столом, заваленным листами нотной бумаги, непричесанные волос разметались по спине. На голове женщины Юлий заметил подключенные к переносному вокс-кастеру наушники, и, даже с довольно-таки большого расстояния, острый слух Десантника уловил звучащую в них странную, визгливую музыку, впервые услышанную им в лаэранском Храме. Руки Беквы беспорядочно дергались над столом, словно она подражала взмахам крыльев маленькой пташки или дирижировала незримым оркестром.

Певица улыбалась, но во всем её облике и поведении отчетливо мелькало нечто безумное, словно бы музыка слилась в одно целое с телом и разумом Беквы, а потом поглотила их.

— Что же, так работают истинные гении, — решил Юлий, решив не прерывать госпожу певицу.

Он уже довольно давно не появлялся в архиве: пока шло Очищение Лаэра, даже у простых Астартес не было и минутки свободного времени, а для Каэсорона несколько недель, проведенных без взятой в руки новой книги, были сродни паре месяцев голодания для обычного человека. Вообще-то и сейчас Юлий не совсем законно бросил свою роту (в свете охоты за Диаспорексом), но Первый Капитан успокаивал себя тем, что отдал Ликаону строгий приказ немедленно связаться с ним в случае чего.

Бесчисленные писцы и хранители архива приветствовали Каэсорона вежливыми поклонами. Многих из них он знал, кое-кого — лично, но, хотя большая часть книгочеев была незнакома Юлию, Первый Капитан всё равно чувствовал их немножко родными — ведь они так же, как и он, любили книги.

Наконец, Каэсорон увидел перед собой знакомую фигуру Эвандера Тобиаса, и улыбка сама собой появилась на его губах. Уважаемый архивист занимался любимым делом — устраивал разнос нескольким сбившимся в кучку Летописцам за какое-то нарушение его строгих установлений.

Старик перевел дух, и, оглянувшись, заметил своего друга и ученика. Строгое лицо Эвандера вмиг потеплело, и он, царственно махнув рукой, отпустил стертых в порошок Летописцев на все четыре стороны. Облаченный в скромный балахон из плотной темной ткани, Тобиас являл собой воплощенное знание. Старик источал вокруг себя некое поле боязливого уважения, которое действовало даже на Астартес. В его манере говорить, двигаться, даже сидеть, было столько гордого спокойствия, что Юлий каждый раз испытывал глубочайшее почтение к ученому.