Шрифт:
– Это была прелюдия, – прошептал Барнаби. – А это…
Он медленно, мощно вонзился в ее влажную жару.
– … это начало основного действия.
Он ощутил преграду, отступил и вновь вонзился, резко, безжалостно, прорвав препятствие и глубоко входя в ее девственное тело.
Пенелопа не вскрикнула. Только больно прикусила губу.
Склонив голову, напрягаясь, тяжело дыша, он старался ждать, пока утихнет ее боль.
Она сосредоточилась, прислушиваясь к тому, что происходит в ней, и улыбнулась.
Неожиданный свет в ее глазах, безмятежная улыбка, улыбка женщины, которая знает, что он хочет сделать, и одобряет это, окончательно покорили его.
Он со стоном капитулировал и поцеловал ее.
И дал им обоим то, что они желали.
Снова вошел в нее, унося обоих в долину чувственных наслаждений. И удерживал ее там с каждым размеренным выпадом. С каждым глубоким, мощным проникновением.
Они словно вновь вальсировали, и она во всем повиновалась ему. Ее тело извивалось под ним. Получая, принимая, отдавая.
Наслаждение росло, раскаляясь с каждым мгновением. Становясь все настойчивее, все сильнее.
Он отказывался спешить, и – о чудо из чудес – она не подгоняла его. Они двигались в едином ритме, и в каждом стоне, в каждом вздохе, в каждом ободряющем шепотке звучали восторг и восхищение.
Каждое ее прикосновение воспламеняло его, но все это было ничто по сравнению с раскаленным жаром ее лона. Потаенные мышцы сжимали его плоть, вбирали все глубже.
Темп движений постепенно убыстрялся. Она извивалась под ним, впиваясь ногтями в спину. Требуя большего.
Он прерывисто вздохнул и подчинился. Ощущения, нахлынувшие на него, были острее, ярче, мощнее, чем раньше.
Каждое движение, каждое прикосновение дарили ему блаженство.
Барнаби, у которого было столько женщин, наслаждался, словно впервые. Он в жизни не поверил бы, что столь невинная девушка, какой была Пенелопа, могла так полно и безоговорочно завладеть его сердцем. Пробудить первобытные страсти, которые он обычно подавлял, держал в тугой узде, чтобы не шокировать очередную любовницу.
Но с ней ему не требовалось сдерживать себя. С ней все моральные преграды пали, и осталось лишь безграничное желание.
Она сама не знала, почему подняла ноги и обвила ими его бедра. И приняла его глубже. Еще глубже…
Пока он не почувствовал, что коснулся самого солнца.
Она со сдавленным криком забилась в конвульсиях наслаждения.
И увлекла его за собой. Мощная разрядка заставила его впервые в жизни почувствовать себя полностью и абсолютно свободным.
Барнаби не знал, сколько времени прошло, прежде чем он приоткрыл глаза и глянул на распростертую под ним Пенелопу. Ресницы веерами лежали на щеке, лицо было спокойным, если не считать сияющей улыбки, изогнувшей кончики губ.
Он ответил столь же восторженной улыбкой. И едва нашел в себе силы прижать ее к себе, молясь лишь о том, чтобы и она отдала ему свою душу. Так же безоговорочно, как он вручил ей свою.
Глава 14
– Спасибо, миссис Эппс. Я дам знать папе.
Гризельда с улыбкой отошла от пожилой леди, которая вот уже несколько минут настойчиво расспрашивала ее об овдовевшем отце.
Прекрасно играя свою роль, Стоукс недовольно заворчал: типично мужская реакция, означающая «может, хватит, наконец», хмуро кивнул миссис Эппс и, вцепившись в локоть Гризельды, потащил ее прочь.
– Спасибо, – улыбнулась Гризельда. – Я думала, что никогда от нее не отделаюсь.
– Я тоже.
Стоукс, продолжая хмуриться, огляделся. Хотя улица, по которой они шли, когда-то была вымощена по всей ширине, во многих домах имелись нависающие карнизы, почти у каждого крыльцо выходило прямо на мостовую. Вдоль стен было навалено столько ящиков и коробок, что улица превратилась в извилистую тропинку.
– Уверены, что нам нужно именно сюда?
Гризельда бросила на него веселый взгляд.
– Уверена. Совсем недавно я жила неподалеку отсюда.
– Недавно… это десять лет назад?
– Как вы тактичны! – улыбнулась. Гризельда. – Шестнадцать. Я ушла отсюда в пятнадцать лет, чтобы стать ученицей модистки, но достаточно часто навещала отца.
Стоукс покачал головой. Сам он давно перестал понимать, где именно находится, тем более что узкие извилистые улочки были погружены в густой смог. Зато он наконец узнал ее возраст: шестнадцать плюс пятнадцать равняется тридцати одному. Значит, она на несколько лет старше, чем он полагал. Превосходно, если учесть, что ему самому – тридцать девять.