— Не давать. Только с разрешения прокуратуры…

В эту минуту, словно почувствовав что-то, позвонил Картузов.

— Искали меня, Василий Логвинович? — Голос был чистый, преданный, каким в течение многих лет звонил по утрам на квартиру: «Машину подавать?»

— Как дела? — ласково спросил Скубилин.

— Василий Логвинович! Разрешите доложить — загулял. Принял килограмм коньяку в одной компании и слегка шампани.

— Домой доберешься?

— Я на машине. Доставят.

— Смотри, а то велю послать за тобой. Ты где?

— В самом центре. У концертного зала…

«На Воровского сделали правый поворот, — подумал Скубилин, знавший Москву, как пять пальцев. — И дальше по кольцу…»

— Головка не будет болеть? — спросил нежно.

— Не будет! — веселей прежнего прокричал Картузов. — Завтра буду как штык, Василий Логвинович! Все путем! Как учили!..

Скубилин вывел разговор на усилитель, под потолок, спросил:

— Как с нашим делом? — Он показал Омельчуку на место, из которого появится звук. — Может, заму твоему все поручить?

— Чтобы все загубить, что ли? — Картузов прямо-таки всколыхнулся там от праведного гнева. — У него же в голове только выпивка да бабы… Вы жену его видели? От нее запьешь да загуляешь… — Омельчук только головой покачал.

Когда он уехал, Скубилин объявил секретарю:

— Начальника инспекции по личному составу сюда. Больше никого пока не пускай.

— Вызываю… — Она капризно зацокала каблучками, обходя вокруг стола — за весь день шеф ни разу ее не тронул.

Появился Исчурков, начальник инспекции, щуплый, болезненного вида.

— Вызывали, Василий Логвинович?

Формула эта была в ходу у второго эшелона руководителей. В ответ последовало не менее традиционное:

— Садись.

Исчурков был само внимание. Он приготовился записывать.

— Как у нас с укрытыми от регистрации у Картузова? — спросил напрямую Скубилин.

Исчуркову показалось, он ослышался.

— У Картузова?! — Он чуть не сказал: «У вашего Картузова?!»

— Мышей перестали ловить. Надо их слегка потрясти. Там начальник розыска Игумнов. Как он?

— Все они одинаковые… — Исчурков не скрыл злорадства. — Лучше укрыть, чем работать, Василий Логвинович…

— Дай команду срочно им поинтересоваться. Прямо с сегодняшего дня.

— Слушаюсь.

— Подумай, кого включить в комиссию по комплексной проверке отдела.

— Но ведь недавно их проверяли!

— Делай что говорят. И вот еще что. Кроме тебя, пока об этом никто не знает. Если слух раньше времени просочится, считай, что ты уже на новом месте. — Скубилин подумал. — В Унече начальник линпоста… — Станцией Унечей заканчивалась Московская дорога. — Все!

Перед кабинетом Игумнова МО-14562, старший лейтенант-гаишник, вынул жвачку, приклеил к стене. Постучал.

— Прошу, — крикнул Игумнов.

— Привет, начальник.

Игумнов молча кивнул Бакланову на стул.

— Не продавлю? — Стул тихо охнул, но выдержал. — Я вспомнил тот случай. Могу подтвердить. Таксист сунул мне бутылку коньяка «Белый аист». Я вернул права ему и отпустил…

МО-14562 попробовал развалиться на стуле, закинул здоровые свои рычаги за спину, но стул угрожающе заскрипел.

Игумнов внимательно присматривался: лицо Бакланова с самого начала показалось ему знакомым.

— В восьмом работал?

— Бывал. А ты кого знаешь в восьмом?

— Я там работал на спецтрассе. Так что насчет таксиста и бутылки ты мне не темни. Тебе ее дал старик горец.

— Я думал, ты будешь выводить меня на чистую воду, — сказал Бакланов. — Хотел помочь.

— Почему ты обратил на них внимание?

— Таксист превысил скорость. Я использовал самое малое, на что закон дал мне право. Предупредил. Ты работал — знаешь… Если бы я был взяточник, я бы отобрал у него права. А потом вернул бы… За это… — Он пошелестел сложенной щепотью. — А если я не запугиваю водителя, а предупреждаю, на что я могу рассчитывать? На кавказского дедушку? Много их?

Игумнов дал ему выговориться.

— Мне говорят: «На, старшой! Завтра у меня не будет — ты угостишь!» У меня и сейчас бутылка в машине. Водитель купил. Лестно ему иметь такого друга, как я. Может, он никогда и не обратится. А обратится — я и без бутылки сделаю, что могу по закону и даже чуть больше…

Стул под ним продолжал угрожающе поскрипывать.

— Все друг с другом как люди. А гаишник должен быть как собака. Да кто же поможет мне после этого? А ночью? Когда я подхожу к машине, а мне оттуда: «Старшой, разъедемся по-хорошему! На чирик и уезжай. Ты нас не видел, и мы тебя…» А я тяну время — ищу, кто остановится, поможет… «Сразу и чирик!» А они: «И чирика не получишь, старшой. Только жена твоя — вместе с медалькой твоей посмертной…» Да ладно!