Медленно, очень медленно Луня ощупал себя. Оружия нет, вся одежда изодрана в клочья, катанки с ног исчезли, а сами ноги покрыты ужасными ранами, да и все тело в синяках и шышках, глубоких царапинах и укусах. Жутко болит правая рука, хребет между лопаток, лоб рассечен, губы разбиты, и походят на празндичные блинки, что бекут родские хозяйки. Два ребра справа сломаны, но остальные кости вроде бы целы, а это уже хорошо.

Сцепив зубы, чтобы сдержать стон, Луня медленно и с великим трудом повернулся на левый бок, приподнялся на локте, повернул голову сперва в одну, потом в другую сторону.

Так, уже лучше, жив, кости целы, а мясо нарастет. Кто ж его так? И где Шык с Зугуром? И что за подземелье и черную реку видел он во сне до того, как очнулся?

И вдруг Луню словно бы обожгло воспоминаниями: влоты! Ночной бой на каменной проплешине среди скал! И последнее, что он помнит — как могучие руки обхватили его и потащили, прижав к вонючему, мохнатому брюху. Вот оно значит как — Луня в полоне у горных великанов. И судя по всему, жить ему осталось совсем недолго — с пленниками, которыми дорожат, так не оборащаются. Им вяжут руки и ноги, но заботятся, чтобы они были живы, здоровы, накормлены, и сидели в тепле. Луню же словно бы тащили по острым камням, ухатив за ногу или руку, пробывали на зуб, забавлялись с ним, подбрасывая и пиная бесчувственное тело, а потом кинули в каменную яму, сочтя убитым, и оставили на время… Для чего? Чтобы потом вернуться и… И съесть!

Луня вспомнил все, что Шык рассказывал про влотов, вспомнил, и ясно увидел свой недалекий конец: его съедят, им закусят, а пока он лежит в кладовой, в погребе, оставленный про запас. Бежать, бежать надо! Во что бы то ни стало — бежать! Пусть нет сил, нет оружия, пусть все болит, но лежать в этой вонючей дыре и ждать, когда оголодавшие мохнатые уроды придут за твоей живою плотью — недостойно рода!

Луня пошевелился, пытаясь встать, и невольно замычал от резанувшей по телу боли. У-у, твари проклятые, как извалакали, живого места нет! А как же остальные?! От этой мысли Луне на миг стало жарко. Где Шык, где Зугур? Неуж-то и с ними случилось то же? А может, их уже того… И вот эти обглоданные кости, что валяются вокруг на заляпанных замерзшей кровь камнях — это кости друзей-побратимов?!

Огненный шар прокатился по всему израненному Луниному телу, ослепительной вспышкой разорвался перед глазами. Кровь застучала в висках, разом отступили и боль, и страх, и болезная одурь после беспамятства. Не быстро, но достаточно уверенно Луня поднялся на ноги, ухватившись за шершавый каменный бок, переждал накатившее головокружение, и не спеша начал подниматься по скользким, обмерзшим валунам наверх, к клочку серого неба. Все мысли, все сомнения отлетели прочь, и лишь одно билось в голове, заставляя забыть себя и идти, идти, двигаться вперед: месть, месть за убитых друзей, за побратимов, за родичей. Долг крови должен быть оплачен, и взыщет его он, Луня, ведь больше-то некому…

— Ну и чего дальше, волхв? — Зугур прислонил секиру к большому валуну, присел на корточки, сунул руки под мышки. Вечерний ветер, налетавший со стороны покрытой льдом вершины Мурашника, нес мороз, а вагас в горячке боя с влотами потерял свои подбитые мехом рукавицы и теперь его пальцы совсем окоченели.

Шык, опершись на Лунин Красный меч, промолчал, внимательно разглядывая окрестные скалы. Да и чего было отвечать? Оба они прекрасно понимали, умом понимали — не выжить Луньке, не уцелеть. Влоты безумны, охотятся они, словно звери дикие, лишь для пропитания своего. А раз так, то нет уж Луни, ведь ночь и день прошли уже с тех пор, как навалились на маленький отряд в темноте мохнатые горные великаны.

Умом-то понимали это волхв и вагас, а вот сердцем — не верили, потому и продолжали бродить по вздыбленным скалам, перебираясь с глыбы на глыбу, зорко высматривали малейшие следы, нюхали воздух и камень в надежде найти то место, куда влоты поволокли Луню. Однако все поиски были тщетны, и надежда найти молодого рода таяла с каждым мигом…

Тогда, в горячке боя, ни Шык, ни Зугур сперва не заметили, что Луня исчез. Влоты по-своему тоже хитрили — несколько великанов утащили Луню, а остальные наседали на родского волхва и вагаса, и только после того, как издалека донесся зов сородичей, влоты разом прянули в стороны и исчезли в морозном мраке…

Утром, когда взошел светлоокий Яр, его бледные в этих местах лучи осветили разметанный костер, истоптанную землю, где снег был смешан с запекшейся кровью, и тела семерых влотов, посеченных секирой Зугура и соженных перками-молониями Шыка. Одного великана сумел сразить и Луня — его меч пронзил живот врага, выпустив тому кишки.

Влоты не только похитили ученика волхва, они еще умудрились растащить все вещи путников, только чародейская котомка Шыка уцелела, заботливо припрятанная волхвом между камнями, да оружие — Красный меч, цогский кинжал и берский топорик Луни валялись неподалеку от разметанного кострища. Без еды, без теплых вещей, Зугур и Шык вряд ли смогли бы долго прожить в здешних пустынных краях, только сейчас их это мало заботило — первым делом нужно было разыскать и спасти Луню, но влоты надежно замели следы, и целый день поисков ничего не дал — поганые мохнатые людоеды как сквозь камни провалились.

Наконец, ближе к полуночи, Шык решился на крайнее средство. Волхв велел Зугуру развести костер, вынул из своей котомки маленький нож, сделаный из чародейного железа, расстелил на плоском камне обрывок шкуры медведя, предка и покровителя рода Влеса, прокалил лезвие ножа на огне, и одним движением взрезал синюю вену на внутренней стороне запястья. Дымящаяся, черная в свете костра кровь заструилась по старческим, узловатым пальцам, потекла на обрывок шкуры, собираясь в маленькую, жутковатую лужицу.