— Я довольна.

— За вас остается только порадоваться. Вы, наверное, ждете не дождетесь начала дебатов?

— Да, жду с нетерпением. Я горячая сторонница их проведения. Все упрощается, когда два кандидата публично встречаются лицом к лицу и избиратели получают возможность сравнить их платформы. Конечно, при условии, что соперники будут скрещивать шпаги в рамках парламентской этики. Но сейчас я должна вернуться к своей работе.

— Минуточку. — Без сомнения, слово «скрещивать» навело прародительницу на мысль. — Вы случайно не решаете кроссворды в «Обсервер»?

— Решаю. В воскресенье за завтраком.

— Но не все отгадываете?

— Да, нет, все.

— Каждое слово?

— До сих пор проблем не возникало. По-моему, там все до смешного просто.

— Тогда что значит вся эта абракадабра насчет вымеренного шествия святого вокруг жилища с пристройкой?

— А, это я сразу догадалась. Ответ, конечно, педометр. Шаги меряют педометром. Посередине «дом», то есть жилище, плюс пристройка «е» и «Петр», имя святого, вокруг. Элементарно.

— Да, действительно просто. Спасибо вам. Вы сняли груз с моей души, — сказала тетя Далия, и они мирно расстались — исход, которого трудно было ожидать, зная мамашу Мак-Коркадейл.

После того как я снова примкнул к человеческому стаду в лице сестры моего покойного отца, мне некоторое время не удавалось вставить ни словечка: старая прародительница без умолку костерила составителя кроссворда в «Обсервер», поминая недобрым словом дома и педометры. Выговорившись на эту тему, она с грустью принялась воздавать дань уму Мак-Коркадейл и заявила, что, по ее мнению, в борьбе с такой соперницей у Медяка меньше шансов удержаться, чем у парика на сильном ветру. Хотя теперь, добавила она с большей долей оптимизма, когда клубная книга уже не представляет опасности, он может выехать за счет речистости Спода. Все это время я безуспешно пытался прорваться к ее слуху со своей репликой, смысл которой заключался в том, что нет резона выезжать, когда тебя уже обскакали, но только с третьего раза мне удалось добиться внимания тетушки.

— Дело труба, — попробовал я выразиться иначе. Казалось, она была удивлена, как будто эта мысль раньше не приходила ей в голову.

— Труба?

— Разве нет?

— С чего ты взял? Ты же слышал, она сказала, что собирается победить в честной борьбе, поэтому отвергла потуги искусителя и вышвырнула его поганой метлой, а быть вышвырнутым подобным образом вдвойне неприятно. Бингли раздавлен.

— Он еще внесет свою лепту.

— Детский лепет.

— Не «лепет», а «лепту», что совсем не одно и то же. Думаю, Бингли оправится после нанесенного ему сокрушительного поражения. Что, если он продаст клубную книгу со всей заложенной в ней взрывчаткой «Маркет-снодсберийскому Аргусу»?

Я имел в виду влиятельную газету, которая из кожи вон лезет, чтобы очернить консерваторов, и охотится за жареными фактами, заставляя людей консервативных взглядов чувствовать себя как под микроскопом. Если бы она взялась публиковать в каждом номере подробности о прошлом Медяка, то, безусловно, устроила бы его кандидатуре кислородное голодание.

Я недвусмысленным образом заявил об этом ближайшей родственнице. Я бы добавил, что, может быть, теперь с ее лица все же сойдет, наконец, глупая улыбка, но в этом не было нужды. Она сразу оценила правоту моих слов, и у нее вырвалось смачное охотничье ругательство. Она вытаращилась на меня в неприкрытом смятении, словно по неосторожности надкусила протухшую устрицу.

— Мне это раньше и в голову не приходило!

— Так задумайтесь сейчас.

— Репортерские ищейки ни перед чем не остановятся.

— Они обнаглели просто до небес.

— Ты, кажется, говорил, что Медяк сидел в тюрьме?

— Я говорил, что его всегда заметали во время межуниверситетских гребных гонок. И, разумеется, в вечер регби.

— Что это еще за вечер регби?

— Традиционная встреча регбийных команд Оксфордского и Кембриджского университетов. Многие повесы приходят тогда в еще больший раж, чем в праздник гребных гонок. В том числе и Медяк.

— Он действительно попадал в тюрьму?

— Неизменно. Благодаря стойкой привычке срывать каски с полицейских. Наутро, после уплаты штрафа, его выпускали, но ночь он определенно проводил на нарах.

Без сомнения, мне удалось убедить тетю Далию, что положение нешуточное. Она взвизгнула, словно такса, которой наступили на лапу, и ее румянец приобрел сизый оттенок, как всегда в минуты сильного волнения.

— Пиши пропало!

— Согласен, положение серьезное.

— Серьезное?! Да стоит только пройти слуху о таких шалостях Медяка, и от него отвернутся все избиратели. Медяку крышка.

— А вы не думаете, что они могут простить его, потому что тогда в нем бурлила молодая кровь?

— Исключено. Плевать они хотели на его кровь. Ты не знаешь здешний народ. В основном это нонконформисты, придерживающиеся моральных заповедей, которые отпугнули бы своей суровостью самого Торквемаду.

— Торквемаду?

— Такой испанский инквизитор.

— А, тот Торквемада.

— А сколько, ты думаешь, их всего было?

Я согласился, что это действительно редкая фамилия, и она продолжила: