— Малинкин, — выдохнул Сергеев. — Теперь нам не спать.

— Я его за одно беспокойство убить готов! — вскричал Сашка.

— Кипяток ты, — говорил Сергеев. — Как ты жить будешь семейно? Не понимаю.

— А я не женюсь…

Владимир Петрович вышел из палатки и ахнул: голубой день!

На все легла голубая дымка, все голубое — и море, и небо. Лес тоже голубой. Даже красным плавкам голубизна придавала металлический блеск. Голубой день! Ура!

Владимир Петрович выжался на руках раз двадцать. Утомясь, развел костер и стал готовить завтрак.

Руки его хлопотали, а в душе тянулась серебристая цепочка удовлетворения. Он рассматривал каждое звенышко и признавал, что ему повезло: жил здесь вторую неделю, и все дни были ясные, а иногда и голубые.

Вкусная рыба? Есть.

Лес? Под боком.

Поселок? С приличным магазином.

Друзья? Ванька-Контакт прислал прогноз погоды, говорящий о чрезвычайной удаче Владимира Петровича.

Или Контактыч использовал знакомства и организовал погоду? Сама их встреча была удачей Владимира Петровича: не встречались тысячу лет, с самой школы. Встретясь, обменялись информацией. Иван хвастал автомобилем, сестрой, ученым ее мужем, их (и его, Контактыча) знакомыми. Ух, сильны! Правда, Владимир Петрович не понял толком, где же работает сам Иван. А также тайну: отчего долговязая рыжая девочка (с которой у него было что-то вроде детского романа) вышла замуж за старика, хотя бы и ученого.

Правда, она всегда была своенравна и упряма.

Контактыч был тощим, с узким телом. А теперь уверенность, отличный костюм, болтовня, как он благоустраивает дачу старика (тот отвел ему комнатку).

Владимир Петрович рассказал о себе. Затем начался серьезный разговор.

— Что ты мыслишь о науке? — спросил его Контактыч. — Твое изобретение сам бог велит оформить научной работой. Подсыпать формул можешь? Надо действовать. Ничего, я подумаю. Есть такие возможности… Пальчики оближешь.

…Уха бурлила. Голубой дымок поднимался над ней.

Владимир Петрович хлебал уху и кряхтел от желудочного восторга. Вкусно! Постанывая, объел кастрючка, а хрящики покидал в кусты. Расстелил одеяло и прилег: ему казалось, что и в желудке у него все голубое.

Сладко так жить, сладко!

Владимир Петрович сжал пальцы.

Он сжимал их сильнее и сильнее. И вдруг, подобрав колени, боком скатился в траву. Прохладную. Встал на четвереньки и подпрыгнул несколько раз: так хорошо.

Еще и взревывал при этом: эхо бегало к острову и обратно. После чего встал, сделал серьезное лицо и пошел к воде ополоснуться.

И обомлел — егеря сидели под высоким берегом.

Он даже глаза ладонью прикрыл. Отнял — вся компания здесь: Сашка — в лодке, Сергеев — на песочке.

Сашка — в одних плавках — возился с моторами. Сергеев выглядел почти официально: кроме широких трусов на нем была фуражка.

Он смотрел поверх острова в бинокль. Палец его медленно шевелился, вращая кремальеру.

Рыжая собака отдыхала в тени. Солнце падало лишь на кончик ее хвоста, он тлел как фитиль. Владимир Петрович еще слышал свои дурацкие вскрики, они застряли в ушах. «Неловко». Владимир Петрович качнулся обратно — уйти — и сошел вниз.

Песок сыпался из-под ног. Владимир Петрович съехал по этому песку прямо к Сергееву, к его спине с большими плоскими лопатками.

— Здравствуйте! Отличный день, — сказал Владимир Петрович. — Поймали кого? А?…

Сергеев качнул фуражкой. Владимир Петрович покосился на него. Служака… А если напорешься на такого? Опасно это или нет? Он туп, где ему догадаться, о чем они говорили с Малинкиным. А егерям нужно быть лукавыми, быстрыми. Они, по сути, охотники.

Владимир Петрович вошел в воду рядом с лодкой, окунался, присаживался, хлопал руками по воде.

От лодки отрывались и уплывали мимо него радужки бензиновых пятен.

…Владимир Петрович вышел из воды с сожалением.

— Все мы мужчины, собака тоже, — сказал он и стянул плавки. Сходил к палатке и кинул их на крайний березовый куст. Вернувшись, сел и, подгребая, зарыл себя песком. Сделал пирамиду, вертел головой. На лысине его ерзал голубой отблеск.

Сергеев пожевал травинку, плюнул в воду и снова зажевал.

К зеленому в воде набежали рыбьи головастики.