— Эти ожоги… Что вы еще можете о них сказать?

— Ну… Раз вы спросили… Я думаю, что надо было очень постараться, чтобы нанести столь минимальный вред при столь впечатляющем внешнем результате.

— Насилие?

— Нет. Сексуального насилия не было, — успокаивающе заверила она меня.

Мне действительно стало спокойнее, не хотелось быть виноватым перед Викен еще и в этом. Но…

— А добровольный секс?

Таисия шокированно моргнула, потом пересмотрела записи на визоре.

— Нет, не было.

Не было… Да и когда б они успели? Голубки…

В голове складывалось решение… Неправильное.

Не ошибочное, нет, именно неправильное — решение, нарушающее правила и нормы.

Я не могу потерять эту мелкую синто полностью и безвозвратно. И пусть она мне не принадлежит, и уже вряд ли когда-нибудь станет моей, но… Если не она сама, то хоть ее часть — моя по праву — в контракте прописано.

— Сколько ей лежать в регенераторе?

— Не менее четырех дней, — тут же мобилизовалась Таисия, готовая отстаивать пациента, и давая понять, что раньше она ее ни под каким видом не выпустит, кто бы и о чем ни просил.

— А в каком состоянии ее репродуктивная система?

— В нормальном, — осторожно и ничего не понимая, ответила доктор.

— Когда созревание?

— Через… пять дней…

«Отлично»…

— Алекса…

Я перебил.

— У нас есть возможность произвести забор генматериала и сохранить его? — спросил я, жестко глядя ей в лицо.

— Да.

— Я хочу чтобы вы произвели забор материала до того, как Ви… Саламандра Викторова окончательно придет в себя. Хочу, чтобы в регенераторе она пробыла столько, сколько нужно и вышла максимально дееспособной. Вам все ясно?

Таисия вспыхнула.

— Вы требуете, чтобы я украла у нее яйцеклетку?

— Я должен повторять приказ? — мой тон холоден, спокоен и… пренебрежителен: оправданий и объяснений — не будет.

Таисия бледнеет от оскорбления. Наши с ней отношения были «человеческими», а не «начальник-подчиненный». Не простит… Не будет больше милых вечеров-посиделок и обсуждений архаичной литературы. Всегда приходится чем-то жертвовать.

— Я поняла вас, господин Полномочный Представитель Президента, — в голосе лед, а на лице пылает обида. Она смотрит в визор, и готов поклясться, не видит ничего.

— Таисия Никифоровна, — она вздрагивает от моего теплого и дружелюбного тона, с трудом удерживая отстраненное выражение лица, — я ведь могу рассчитывать на безукоризненное выполнение и максимальный из возможных результат?

Она борется с собой.

— Я, кажется, не давала повода сомневаться в своей компетентности и добросовестности, — процедила доктор сквозь зубы.

— Совершенно верно, никогда не давали.

Она не сдержалась и бросила на меня полный негодования взгляд, мол, чего ты опять прикидываешься добреньким? Я все о тебе поняла!

Милая девочка, совершенно неискушенная в таких делах, будь на ее месте Викен, та бы принялась задавать уточняющие вопросы, по делу конечно, но так, чтобы я прочувствовал, какой я моральный урод, и насколько низко пал.

Самое забавное, что я в своем праве: этот чертов сан-контракт позволяет мне распоряжаться генматериалом Викен без ее согласия, а раз согласие не нужно, то мне вовсе не обязательно ставить ее в известность.

Мы благополучно миновали «врата», ни засады, ни преследования не было, впереди два ничейных сектора-пустышки.

Самарский нашел личное дело палача Йинао Тяня.

Удивительная история, только у хинов возможен такой бред. Чиновник проворовался и покончил с собой, в назидание остальным, его двух сыновей продали в рабство, и хозяином мальчиков стал Вэйхао Цепной Пес. Что стало с младшим — не понятно, а старшего учившегося на врача, сделали палачом. Выяснилось также, что Йинао Тянь доучивался на Синто.

Николай Николаевич предположил, что синто ухитрились поставить ему гипноустановку, но эта версия не выдерживала критики. Во-первых, наверняка Вэйхао не выпустил бы своего раба, не обеспечив защиты от такого. Во-вторых, под гипноприказом, особенно предполагающим пожертвование жизнью ради объекта, человек тупее и безэмоциональнее, а эмоции у них обоих, можно сказать, «били через край».

Прошли еще сутки, и серый от усталости Самарский доложил.

— Я нашел запись допроса… пыток Викен. Звука не было, но я провел расшифровку по губам.

— И?

Николай Николаевич пожал плечами

— Смотрите сами, не хочу лезть с выводами.

Меня немного разозлил этот ответ, я достаточно доверяю ему и его суждениям, и у меня нет свободного времени пересматривать видео. Плюс… не горю я желанием любоваться на пытки Викен. Но раз Самарский отказался высказываться, значит, тому есть веские причины, с которыми нужно считаться.