Снега выпало немного, всего сантиметров двадцать, особых морозов не было, температура не опускалась ниже минус семи, в общем, зима оказалась довольно мягкой, даже реки толком не замёрзли, а потому ничто не мешало ему землепашествовать, по-другому он никак не мог назвать рыхление земли плугоциклом и её последующее выгребание мотоциклозером. Во всяком случае, Митяю не приходилось отогревать грунт паяльными лампами, и он довольно быстро снял слой плодородной почвы и даже перевёз его на место будущего огорода и там высыпал, перемешав с вулканическим пеплом. Удобрение, однако. Так он подготовил строительную площадку размером пятьдесят на пятьдесят метров, перевезя на Ижике с тележкой добрых тысячу двести пятьдесят кубометров грунта, после чего принялся механизированным способом рыть яму размером тридцать пять на тридцать пять метров и глубиной в полтора. Хорошо, что известняк в этом месте более всего походил на крупный щебень, осень выдалась сухой, и потому он не смёрзся в ничем не разбиваемый монолит. Так что Митяй с раннего утра и до поздней ночи катался туда-сюда на мотоцикле и лишь изредка орудовал ломом, киркой и лопатой. Через полтора месяца котлован был готов. После этого он отобрал, обжёг и даже погасил чёртову прорву извести, сбив из досок, прямо рядом с котлованом, известковую яму, и, хотя работал не вручную, всё равно к концу этой работы до жути возненавидел кирку, лом и обе лопаты. Зато сделался раза в два сильнее прежнего и окончательно бросил курить, хотя куревом запасся так же основательно, как и всеми прочими припасами.

Польза от земляных работ такой бешеной интенсивности, когда ему часто приходилось соскакивать с мотоцикла и брать в руки кирку или лом, была налицо, а потому, как только Митяй принялся в начале марта завозить на стройплощадку галечник и песок, то сразу же обратил внимание на то, что вообще перестал уставать от работы, на этот раз от куда более тяжёлой. Между делом, перерываясь на день-другой, он выковал лемех и изготовил новый колёсный мотоплуг, присобачив к нему мотоцикл со снятым с него передним колесом, вспахал огород площадью в добрых пять гектаров и засеял его всеми теми семенами, которые у него имелись в наличии. Работу на огороде Митяй вообще считал за отдых, тем более что растения, грубо говоря, пёрли из земли как бешеные, особенно топинамбур и картошка. К его огромной радости, проросли практически все семена фруктовых деревьев и винограда, не говоря о лимонах – в тех он вообще не сомневался. Даром, что ли, его младший брат Вовка опылял их вместо пчёл вручную – маленькой беличьей кисточкой? Однако высаживать саженцы в грунт он не торопился, а лишь намеревался выставить их, когда станет теплее, на свежий воздух и солнышко, чтобы позднее, уже осенью, пересадить в горшки побольше.

В общем, всё у Митяя ладилось, да и количество строительных блоков – а он изготавливал не обычный кирпич, а пустотелый, крупноблочный, – тоже быстро росло, как рос фундамент дома, который он не выкладывал обычным способом, а заваливал – бутил опалубку крупным галечником и густым известковым раствором, что значительно ускоряло работу. При этом Митяй ещё и отбирал и откладывал в сторону гематит, и того набралось уже тонн десять, что очень радовало. Правда, крутиться ему приходилось как белке в колесе. Сначала молодая редиска, затем огурцы и помидоры, лук и чеснок, не говоря уже о различной зелени, постоянно держали его в тонусе, и потому строительство дома продвигалось быстро. Чтобы не уродоваться лишний раз, таская воду из реки, он всего за неделю сладил пусть и грубое, но зато надёжное водяное колесо-норию большого диаметра с двенадцатью дубовыми бадьями, построил деревянный акведук, и вода сама потекла прямо к краю строительной площадки, а потом от неё, самотёком, по деревянным лоткам в огород. Так что ему только и оставалось, что время от времени направлять её в нужное русло.

Да, лебёдка Шишиги, дизель-генераторы мощностью в шесть и десять киловатт, надёжные бензопилы с прочными цепями, электрическая циркулярка с электрофуганком, болгарка и мощная здоровенная электродрель его здорово выручали. Особенно помогало Митяю сверло диаметром в тридцать шесть миллиметров с проточенным под патрон дрели хвостовиком, позволявшее строить мощные деревянные конструкции, но самое главное – у него не было недостатка в соляре, и каждую ночь он по-прежнему сжигал излишки нефти, объезжая латифундию на вездеходе по периметру, а потому зверьё к нему по ночам не наведывалось. Ну а он по большей части сидел на рыбной диете. Ездить на охоту ему было некогда, и максимум, что он мог себе позволить, так это раз в три дня порыбачить час-полтора, чего обычно вполне хватало. Рыбы в Пшехе водилось прорва, и это была не одна только форель, но ещё и усач, голавль, судак. Рыба по три раза на день пока его полностью устраивала, ведь к ней прилагалась ещё и красная икра, из которой он даже жарил котлеты, смешивая её с рыбным фаршем. В общем, спать голодным ему не приходилось, а вскоре подошла и молодая картошечка, так что всё шло путём.

Когда Митяй ещё раз ездил на Асфальтовую гору за асфальтом, чтобы заасфальтировать двор крепости и полы в подвале, то снова повстречался с шерстистым носорогом, и тот, то ли увидев головы махайродов, то ли учуяв их запах, хрюкнул, развернулся и, крутя хвостом, бодрой рысью помчался по своим делам в лесостепь. Между тем в районе Асфальтовой горы Митяй как-то раз увидел огромного матёрого пещерного льва и сразу же понял, кто в этих краях прокурор. Эта зверюга со светлой желтовато-серой шерстью не уступала размером невысокой лошади, вот только была куда мощнее. Посмотрев на опасного красавца в бинокль, он пожелал ему долгих лет жизни и счастья, заодно мысленно посоветовав держаться подальше от Крейзи Шутера, который шуток не понимает и потому очень метко стреляет навскидку. После той поездки в начале лета Митяй уже больше ни на что не отвлекался и к концу августа вывел дом под крышу и даже возвёл на ней двухэтажную башню, после чего принялся ударными темпами настилать перекрытие верхнего этажа, пустив на это толстенные липовые доски, оструганные только с одной стороны.

Липой почему-то брезгует жук – вредитель деревянных построек, шашель, и это дерево с каждым годом делается всё прочнее и прочнее, так что лучшей древесины на балки, как ни пытайся, всё равно не найдёшь. Из липы же Митяй намеревался изготовить оконные рамы и коробки. Она не подвергалась короблению, а высыхая, не давала большой усадки, не говоря уже о том, что обрабатывать её было не в пример легче, чем сосну. Ну и к тому же липы в лесу росло много. Ещё липа дала ему много лыка, и потому уже очень скоро он мог замочить его и начать вить верёвки и канаты, которых ему так не хватало. Имеющиеся капроновые репшнуры Митяй берёг как зеницу ока. Вместе с тем у него знатно уродился лён, над которым он трясся куда больше, чем над помидорами, огурцами, болгарским перцем, баклажанами, кабачками, тыквами и арбузами. Сначала, собрав все льняные семена до единого, он выдергал его и разложил сушиться строго по рецепту, вычитанному в электронной энциклопедии.

Вообще-то ноутбук, и особенно диски с самой различной информацией, выручали его очень сильно, и Митяй, отличавшийся от многих других людей его возраста тем, что руки росли у него оттуда, откуда надо, а не из задницы, смело брался за любое начинание, но сначала всё-таки внимательно читал имеющуюся у него справочную литературу.

К концу сентября уже второго года своего пребывания в каменном веке Митяй, можно сказать, построил дом и даже остеклил все двадцать четыре окна на всех трёх этажах и два окна в башне, навесив на них мощные дубовые ставни. На верхних этажах окон было даже больше, так как две северные комнаты на первом этаже он решил отвести под склад и не стал их остеклять. Правда, жить можно было только на первом этаже, да и то всего лишь в одной комнате, размещавшейся в правом углу, а если точнее, то в трёх, так как он разделил эту загогулистую комнату деревянными перегородками на три смежные комнаты. Только в них имелись потолки. Всё остальное можно было достраивать и отделывать по мере необходимости хоть до морковкина заговенья. Главное, у него теперь имелись громадный, полностью перекрытый подвал, три комнаты с одной печной трубой, к которой он в любой момент мог пристроить печи, и время на то, чтобы спокойно заняться уборкой урожая, хотя некоторую его часть он уже собрал и даже насолил на зиму огурцов, помидоров, наварил приправ и всё это закатал пусть не в стеклянные банки, но зато разлил по большим белым горшкам, закупорил их крышками и для вящей герметизации залил парафином.

Парафина Митяй собрал из нефти минувшей зимой чёртову прорву, ведь он застывал первым и его было легко собирать. Хорошенько проварив парафин, он выпарил из него бензин, и тот сделался пищевым, то есть совершенно не вонял ни бензином, ни соляркой, а это главное. Хотя парафина он собрал не так уж и много, всего каких-то двести килограммов, он наделал керамических светильников, залил в них парафин и теперь везде, куда ни пойди, мог в любой момент зажечь сколько угодно этих долгоиграющих свечек, которые не воняли керосином. Так что он уже не рисковал налететь в темноте на какую-нибудь полку, расшибить себе голову, но что самое неприятное – разбить что-нибудь ценное и очень нужно. Да, свет – великое дело, особенно в каменном веке. Со светом человеку живётся куда легче, особенно зимой, когда на дворе темнеет рано, а светает поздно. Правда, из-за этого спал он не больше восьми часов, а всё остальное время работал как каторжный, чтобы не пришлось зимой хвататься то за голову, то за задницу, то ещё за что-нибудь. Это, конечно, враньё, что летом один день весь год кормит, но действительно, если летом не поработаешь, то зимой сложишь зубы на полку и удавишься с голодухи.