Однако не вызывало сомнения, признался он, что оба Биллингтона что-то затевали. Теперь, оглядываясь на прошедшее столетие и даже больше назад, приходишь к выводу, что практика, к которой прибегали Биллингтоны, могла быть и не связанной с колдовством; может, она и не относилась к определенным ритуальным обрядам, в отношении которых у него, Харпера, время от времени появлялись подозрения. Эти ритуалы получили распространение в малокультурной, отсталой местности – в районах Данвич и Иннсмут, например; здесь можно говорить о каких-то друидических обрядах, в которых поклонение невидимым существам на деревьях и нечто подобное было широко распространенным явлением.

Имел ли он в виду, что Биллингтоны поклонялись дриадам, лесным нимфам, или другим подобным мифологическим фигурам, поинтересовался я.

Нет, он не имел в виду дриад. Существовали довольно странные, ужасающие остатки древних религий и культов – гораздо более древних по сравнению с теми, которые известны человеку. Они были настолько незначительны, что обычно крупные ученые и исследователи не обращали на них внимания, и в результате ими занялись ученые более мелкого масштаба, чтобы документально отразить как можно больше из того, что сохранилось от этих древних религий и верований у примитивных народов.

Значит, по его мнению, мои предки исповедовали какую-то странную, примитивную форму религии?

В какой-то мере да. Он добавил, что существует вполне вероятная возможность – если я внимательно читал все сведения,– что ритуалы, практиковавшиеся Ричардом и Илией Биллингтонами, включали принесение человеческих жертв, однако ничего в этом отношении доказано не было. Но оба они – и Ричард и Илия – исчезли: Ричард в неизвестном направлении, а Илия отправился в Англию, где и умер. Все легенды, рассказы досужих кумушек о том, что Ричард остался в живых, конечно, полный вздор,– твердо сказал он. Ричард с Илией выжили в том смысле, что их род продолжается в Амброзе Дюарте и, следовательно, во мне самом, противоречивые сообщения появлялись у таких авторов, которые хотели шокировать широкую читающую публику, и они раскрашивали тривиальные случаи всеми красками своего воображения. Однако, сказал он, существует и иной вид выживания, известный под названием парапсихологического остатка: зло продолжает существовать в том месте, где некогда процветало.

– Это касается и добра?

– Скажем, проявления “силы”,– ответил он, снова улыбнувшись. Вполне возможно, что в доме Биллингтонов таится какая-то сила, какое-то насилие. Послушайте, мистер Бейтс, да вы наверняка это сами ощутили.

– Да, это так.

Доктор Харпер очень удивился: видно было, что это обстоятельство ему не по нутру. Он вздрогнул и вновь попытался улыбнуться.

– В таком случае, мне нечего больше вам сказать.

– Напротив, продолжайте, и позвольте мне по крайней мере выслушать ваши объяснения. Я чувствовал присутствие в этом старом доме всеобъемлющего зла, и я не знаю, что с этим делать.

– Тогда, скорее всего, зло было совершено в доме, может, оно и послужило первоначальной основной для возникновения позже историй о Ричарде и Илии Биллингтонах. Какова его природа, мистер Бейтс?

Я не мог ему спокойно объяснить. Как только я начинал облекать свой опыт в слова, из них мгновенно улетучивались непередаваемые страх и ужас. Я мучился в поисках слов, казавшихся сейчас такими пресными, но доктор Харпер с серьезным видом слушал меня, и, когда я кое-как закончил свой короткий рассказ, он несколько секунд сидел молча, мрачно над чем-то размышляя.

– Ну, а какова реакция мистера Дюарта на это? – наконец спросил он.

– Доктор, вы попали в точку! Именно это привело меня сюда, к вам.

И я рассказал, довольно осторожно подбирая слова, о вероятном раздвоении личности кузена, опуская мелкие детали, чтобы не заставлять Амброза долго меня ждать.

Доктор Харпер внимательно слушал и, когда я закончил, продолжал сидеть в созерцательной позе. Через несколько секунд он высказал свое мнение. Дом и роща оказывают на моего кузена “дурной эффект”. Неплохо было бы его изолировать на какое-то время, “скажем, на зиму”. Тогда мы сумеем оценить результаты перемены обстановки. Куда бы он мог отправиться?

Я ответил, что он может переехать в мой дом в Бостоне, но признался, что хотел бы воспользоваться представившейся мне возможностью, чтобы изучить книги Биллингтона, собранные в библиотеке кузена. С его позволения можно было бы захватить их с собой. Но я сильно сомневался, что Амброз согласится провести зиму в Бостоне, если мне не удастся выбрать для такого разговора соответствующий его настроению момент, о чем я и сказал доктору Харперу. Он немедленно начал настаивать, чтобы я постарался переубедить Дюарта, мол, ему пойдет только на пользу смена места жительства на короткое время, особенно в свете последних событий в Данвиче, связанных с начавшимся расследованием.

Попрощавшись с доктором Харпером, я вышел на улицу и постоял на осеннем солнце в ожидании Амброза, который опоздал на несколько минут. Он был в мрачном настроении, что было сразу заметно, и не разговаривал со мной, пока мы не выехали из города. Только тогда он резко спросил, виделся ли я с доктором Харпером. Он удовлетворился самим признанием факта, так как для него была бы оскорбительной даже мысль о том, что мы с доктором могли обсуждать его, Амброза, дела. Вероятно, в эту минуту его обуревали гораздо более сильные чувства. Поэтому мы проехали всю дорогу до дома в полном молчании.