Шрифт:
— Плата вперед, — сказала она. — Пятнадцать мараведи за ночь.
Девушка достала из складок своего плаща кошелек и с улыбкой отсчитала требуемую сумму. Матрона была смущена. Нечасто встретишь такую воспитанную барышню.
— Senorita, — сказала она. — Майами — порт. Вечерами на улицах опасно. Моряки — пьяницы, а индейцы — дикари. Такая миленькая девушка, как ты, и десяти шагов не сделает, как к ней пристанут. Незачем искать bodegon. [7] Я тебе сама подам ужин, и он будет получше, чем в другом месте.
7
Таверна, харчевня (исп.).
Мерседес де Леаль согласилась, одарив хозяйку улыбкой.
Оставшись одна, девушка закрыла дверь на задвижку и рухнула на кровать. Столько ночей она спала только вполглаза!
Чем же его опоили? Что сделали с его телом, как смогли превратить в животное?
Его член вспахивал лоно графини Миранды, стонавшей от сладострастия. Ее перезревшие груди колыхались на помятом животе.
А сзади в него напирал чертов францисканец. Капли пота падали на его плечи. Графиня стонала. Брат Игнасио багровел.
Висентино же, изнемогая, чувствовал, как мертвеют его мозг и внутренности.
Его телом пользовались как вещью. У него украли тело. Не могло его тело совокупляться с этой похотливой самкой.
Сцена регулярно повторялась больше двух лет подряд с небольшими вариациями. Всякий раз, как губернатор отправлялся в инспекционную поездку, что случалось довольно часто, суку и ее прихвостня вновь охватывала страсть.
Он задыхался в объятиях брата Игнасио.
Великое небо, как духовник мог исповедовать после этого? И исповедовался ли сам?
Искривленный агонией оргазма красный рот доньи Консепсьон и симметрично — ее пронзенные срамные уста.
Так было, пока дворцовый садовник, индеец, не заметил однажды, как он любуется желтыми колокольчиками дурмана.
— Трех листиков довольно, chico. [8] Одну ночь настоять в вине — и прощай! Навек в безумный сон!
И индеец разразился смехом, распахнув беззубый рот.
— Adios, mundo crudel! [9]
Этот смех смущал душу, неотступно преследовал его.
8
Малыш, паренек (исп.).
9
Прощай, жестокий мир! (исп.).
Три листика.
В тот вечер в них словно дьявол вселился, наверняка из-за перемены места, давшей ощущение призрачной свободы. Они захотели повторить. Каждый уже выпил по бутылке вина. Он предложил перевести дух, промочив горло андалузским. И наполнил бокалы, вылив потом содержимое своего в большую вазу с аронником.
— Ангелочек, ты совратишь даже чертей в аду, — признался ему брат Игнасио.
— Una vez mas… La parrillada! [10]
Висентино де ла Феи судорожно вздрогнул и проснулся. В горле пересохло, хотелось помочиться. Комнату уже наполнили нервным звоном первые вечерние комары.
10
Еще разок… Жареных потрошков! (исп.)
Он сел на кровати, прерывисто дыша, потом помочился в жестяной горшок, отпил глоток воды из пористого глиняного кувшина и посмотрел на себя в зеркало. Пот смыл румяна, скрывавшие пушок на верхней губе. Он открыл плетеный чемодан, купленный в Веракрусе вместе с женским платьем; бросил взгляд на мужскую одежду, унесенную из дворца, и наконец достал бритву, чашку и мыло. Побрился с хирургической тщательностью. Потом наскоро освежился и достал просторный длинный халат из вышитого батиста, украденный у старшей дочери доньи Исабель, дуэньи. Осмотрев его, надел на себя, перетянул в талии шелковым пояском, сунул за пазуху кинжал, прихваченный в комнате графини, и спустился вниз перекусить, не забыв свою сумку, которую поставил под стул.
Ключ от ларца, осторожно снятый с графини, висел теперь на его собственной шее. На той же самой цепочке.
Трактирщица по-матерински позаботилась о нем, усадив за отдельным столом у окна. На фоне неба оттенка индиго цвели магнолии.
Едва Висентино притронулся к жаркому с картофельным салатом, как в зал шумно ввалились три человека с размашистыми жестами и, усевшись за стол, заказали вина и обильный ужин. Это были испанцы, судя по одежде — купцы. Они громко переговаривались между собой:
— …королевский улов! Губернатор этого не перенес. Помер с горя! В Мехико только об этом и говорят.
Висентино напряг слух.
— Ему еще повезло: только половину истории узнал. Графиня-то, его жена, наставляла ему рога с пажом и духовником!
Все трое затряслись от скабрезного смеха.
— Сразу с обоими?
— Представьте себе!
— И что с ней стало?
— Вернулась в Севилью. Похоже, наполовину спятила.
— А сокровище куда подевалось? — спросил один из сотрапезников.