— Округ Спартанбург, — сказала я, едва вспомнив, о чем рассказывала раньше.

— А вы? — спросил он Розалин.

Она глядела на медные формочки для желе, висящие по обеим сторонам окна над раковиной.

— Оттуда же, откуда и Лили.

— Что это горит? — спросила Июна.

От сковородки шел дым. Блин в форме буквы «Л» превратился в уголек. Июна выхватила лопаточку у меня из руки, соскребла со сковородки то, что на ней осталось, и выбросила в ведро.

— И сколько вы собираетесь здесь пробыть? — спросил Нейл.

Июна смотрела на меня, плотно сжав губы. Она ждала.

— Еще некоторое время, — ответила я, глядя в мусорное ведро. «Л» для Лили.

Я чувствовала, что вопросы еще не кончились. Но мне нечего было на них ответить.

— Я не голодна, — сказала я и вышла через заднюю дверь.

Спускаясь с крыльца, я услышала, как Розалин спросила:

— Вы зарегистрировались для выборов?

Я думала, что в воскресенье они пойдут в церковь, но нет — в розовом доме служили особую службу, и люди сами туда приходили. Это была группа под названием «Дочери Марии», которую организовала Августа.

Дочери Марии начали собираться в гостиной еще до десяти утра. Первой пришла пожилая женщина по имени Куини со своей взрослой дочерью Виолеттой. Они были одеты в похожие ярко-желтые юбки и белые блузки, но на них были разные шляпки. Затем пришли Люнель, Мабель и Кресси, на которых были самые причудливые шляпы, какие мне доводилось видеть.

Выяснилось, что Люнель была шляпных дел мастером и не страдала от чрезмерной скромности. Она носила пурпурную фетровую шляпу, размером с сомбреро, с искусственными фруктами на затылке.

На голове у Мабель красовалось сооружение из тигрового меха в золотом обрамлении, но победу одержала Кресси, продемонстрировав малиновую дымовую трубу с черной вуалью и страусовыми перьями.

Словно всего этого было недостаточно, у них в ушах болтались клипсы с разноцветными фальшивыми брильянтами, а на коричневых щеках были румянами нарисованы круги. Эти дамы казались мне страшно красивыми.

В дополнение ко всем этим Дочерям, выяснилось, что у Марии помимо Иисуса был и еще один сын, человек по имени Отис Хилл, с крепкими зубами, в мешковатом голубом костюме. Так что, строго говоря, эту группу следовало бы назвать «Дочери и Сын Марии». Он пришел с женой, которую все называли Сахарок. На ней было белое платье, бирюзовые нитяные перчатки и изумрудный тюрбан.

Августа и Июна, без шляп, перчаток и клипсов, выглядели рядом с ними бедными родственницами, но Мая, старая добрая Мая, вышла в ярко-голубой шляпе с полями, загнутыми вниз с одной стороны и наверх — с другой.

Августа принесла стулья и расставила их полукругом перед деревянной скульптурой Марии. Когда все уселись, она зажгла свечку, и Июна заиграла на виолончели. Мы вместе произнесли «Радуйся, Мария». Куини и Виолетта перебирали деревянные четки.

Августа поднялась и сказала, что рада тому, что мы с Розалин с ними вместе; затем она открыла Библию и стала читать: «И сказала Мария… Ибо отныне будут ублажать меня все роды… Что сотворил Мне величие Сильный… Рассеял надменных… Низложил сильных с престолов и вознес смиренных. Алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем».

Положив Библию на стол, она сказала:

— Уже довольно давно мы не рассказывали историю о Нашей Леди в Оковах, а поскольку у нас здесь гости, которые никогда не слышали историю этой статуи, я подумала, что будет неплохо рассказать ее снова.

Я начинала понимать, что Августа обожает рассказывать истории.

— Правда, всем нам пойдет на пользу, если мы послушаем историю еще раз, — сказала она. — Истории должны рассказываться, а иначе они умирают. И когда они умирают, мы не можем вспомнить, кто мы такие и зачем мы здесь.

Кресси кивнула, отчего страусовые перья на ее шляпе взметнулись в воздух, создав впечатление, что в комнату залетела настоящая птица.

— Правильно. Расскажи нам, — сказала она. Августа пододвинула свой стул поближе к статуе Черной Марии и села к нам лицом. Когда она заговорила, было совсем не похоже, что говорит Августа. Было похоже, что кто-то говорит через нее, кто-то — из другого места и из другого времени. Она неотрывно смотрела в окно, словно бы видела, как на небе разыгрывается эта драма.