““Глядите! Глядите туда, на дерево!” —воскликнула мисс Мэри взволнованным шепотом <…> Вся поверхность необъятной кроны дерева, под которым сидел факир, казалось, медленно поплыла в мягком лунном свете, и само дерево мало-помалу стало таять, и контуры его расплывались. Вскоре перед нашим потрясенным взглядом открылась с необыкновенной ясностью поверхность моря с катящимися волнами <…> Но вот вдали показался белый пароход. Из двух его больших труб валил темный дым. Он быстро приближался к нам, рассекая волны <…> По нашим рядам пронесся шепот, когда мы прочитали на его корме выложенное золотыми буквами имя нашего корабля — “Луиза”. Но, что поразило нас более всего, — на корабле мы увидели самих себя! Не забывайте, что в то время, когда это происходило, о кинематографе никто из нас слыхом не слыхал, и было невозможно даже вообразить что-либо подобное <…> Но вот что было особенно поразительно: я видел не только самого себя, но в то же время и всю палубу корабля, вплоть до мельчайших деталей, как бы с птичьего полета — чего попросту не могло быть в действительности <…> Я совершенно забыл о том, что я священник и монах, что мне вряд ли приличествует принимать участие в подобных зрелищах. Наваждение было так необоримо, что и сердце, и ум молчали.

Но вдруг мое сердце тревожно и больно забилось. Все мое существо охватил страх. Мои губы сами собой зашевелились и стали произносить слова: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!” Я почувствовал немедленное облегчение. Казалось, что какие-то невидимые цепи, которыми я был опутан, начинали спадать с меня. Молитва стала более сосредоточенной, и с ней вернулся мой душевный покой. Я продолжал смотреть на дерево, как вдруг, будто подхваченная ветром, картина затуманилась и рассеялась. Я больше ничего не видел, кроме громадного дерева, озаренного светом луны, и факира, сидящего под деревом, в то же время, как мои спутники продолжая рассказывать о своих впечатлениях, вглядываясь в картину, которая для них не исчезала.

Но вот как будто что-то стало твориться с самим факиром. Он свалился на бок. Встревоженный юноша подбежал к нему. Сеанс неожиданно прервался <…> Уходя, я невольно в последний раз обернулся, чтобы запечатлеть в памяти всю сцену, и вдруг я содрогнулся от неприятного ощущения. Мой взгляд встретился со взглядом факира, полным ненависти <…> Этот взгляд раз и навсегда открыл мне глаза на то, чьей силой в действительности произведено это “чудо”” (А.П. Тимофиевич. “Божии люди”. М., “Паломник”, 1995, с. 57–61).

Более ранние примеры телепатической трансляции ложной зрительной информации в практике известного немецкого мага XVI века д-ра Иоганна Фауста мы находим в описаниях его современников: Августина Лерхеймера и Филиппа Камерариуса.

“Однажды Фауст выпивал в одной харчевне со своими собутыльниками, и при каждой здравице они осушали кружку наполовину, а то и до дна, как это в обычае у саксонцев, да и у всех других немцев. И случилось тут, что прислуживающий мальчик налил то ли в кружку, то ли в кубок Фауста так много вина, что оно перелилось через край. Фауст выбранил его и посулил сожрать, повторись это еще хоть раз. Мальчишка посмеялся: “Так уж вам и сожрать меня!”, —и еще раз налил ему через край. Тогда Фауст широко открыл пасть и проглотил его; затем он схватил кадку с водой и со словами: “Хорошую еду надо хорошо запить”, — опрокинул ее в глотку. Хозяин стал его уговаривать вернуть ему мальчика, угрожая в противном случае разделаться с гостем. Фауст велел ему не тревожиться и поглядеть за печкой. Мальчишка там и оказался, на нем не было сухой нитки, и весь он трясся от страха. А запихнул его туда черт, успев сначала вывернуть на него кадку воды. Этот же черт так отвел глаза всем, кто был в харчевне, что им померещилось, будто доктор Фауст сожрал парня и проглотил кадку воды” (Augustin Lercheimer von Steinfelden. “Christich Bedenken und Erinnerung von Zauberei”. 1585).

“Как-то раз, когда Фауст проводил время со своими знакомыми, слышавшими про его чародейство, попросили они его показать им хоть какой-нибудь образец своей магии… Все в один голос потребовали, чтобы он явил перед ними виноградную лозу, усыпанную гроздьями спелого винограда, полагая, что, поскольку теперь неподходящее время года (а на дворе стояла зима), ему это никакими силами не сделать. Фауст согласился и обещал тотчас доставить требуемое на стол, предупредив, чтобы они сохраняли полное молчание и не вздумали шелохнуться, пока он не велит им сорвать ягоды: иначе они подвергнутся смертельной опасности.

После того как все согласились, он с помощью своих чар так затуманил взоры и чувства пьяной компании, что им привиделся роскошный виноградный куст, на котором висели гроздья сочного винограда необыкновенных размеров, и гроздьев этих было столько же, сколько было собравшихся. Подстрекаемые любопытством и томимые жаждой, пьяницы взялись за ножи, с нетерпением ожидая приказа срезать виноград. Продержав их достаточно долго в таком пустом обольщении, Фауст снял, наконец, чары, куст с виноградом растворился в дыму, и легковерные приятели увидели, что, потянувшись за гроздью, каждый из них ухватился за собственный нос и уже замахнулся ножом, так что если бы только кто-нибудь вопреки уговору начал самовольно срезать виноград, то обкарнал бы свой собственный нос” (“Operae horarum subcisivarum”. Francof., 1602, s. 314).

Существа параллельного мира использовали аналогичные способы воздействия на сознание человека во всех этих трех случаях: и в случае, о котором рассказал о. Николай Дробязгин, и в случае с факиром на английском стадионе, и в “магических опытах” доктора Фауста. Следует, однако, отметить, что в отличие от Иоганна Фауста и факира, выступавшего в Англии, цейлонский колдун-факир (точнее — его СПМ-куратор) внушал зрительную информацию, не имея цели дать полную иллюзию действия, происходящего в данный момент. Последний вариант любопытен тем, что зрительная информация регенерировалась как бы из памяти одного из существ параллельного мира и сразу же транслировалась непосредственно в сознание зрителей. Данный видеоряд содержал информацию о том, что уже происходило ранее, причем изображение было дано с необычной точки восприятия (с высоты птичьего полета), откуда никто из путешественников видеть корабль не мог ни при каком условии. Несомненно, что существо, которое именно из этой позиции наблюдало за кораблем, само и транслировало из своей памяти виденное несколько часов тому назад изображение. Показательно и то, что сам факир транслировать подобное изображение не мог бы даже предположительно, поскольку пребывал на своей поляне неотлучно и корабля видеть не мог.

Еще одна поразительная сторона описанного о. Николаем события — воздействие молитвы. Нецерковные люди, слыша о подобных случаях, чаще всего недоумевают: как могут обладать такой действенной силой слова, пусть и обращенные к непонятному для них Богу. Но мы видим, что не сами слова, а Божественная благодать, являющаяся ответом Создателя на молитву священника, заградила его самого от воздействия извне, создав вокруг священнослужителя, говоря современным языком, как бы защитный экран, препятствующий телепатической трансляции изображения в его сознание. Благодаря благодатной помощи Божией по молитве о. Николая, он перестал видеть это необыкновенное и увлекательное зрелище, хотя остальные путешественники продолжали его наблюдать.