– Про форт Кутузовский слыхал? – начал Стас после долгой паузы, пристально глядя деду в глаза.

– Ну, знаю, есть такой. От Красного, кстати, неподалеку.

– Уже нет.

– Это как так? – Дед нахмурился и сплел узловатые пальцы в замок. – Что значит «нет»?

– Баню кровавую учинили в Кутузовском. Если бабе твоей верить, учинили в тот же день, что и экспроприацию в Красном. Исполнители, судя по описаниям, под одним флагом ходят. Рожи вот такие, – Стас повторил за дедом красноречивый жест, – с одной и той же баланды нажирают. – Он оторвал мутноватый взгляд от плошки и глянул на озадаченного хозяина со всей серьезностью, подобающей ситуации. – Чуешь, чем тут пахнет?

– Это ж… – Дед уставился в потолок, что-то прикидывая. – Если в один день-то… От Красного до Кутузовского почитай часов семь ходу, хотя они ж на машинах… Но взять один форт и тут же в другой рвануть – соплями мазано, не клеится. Стало быть, два отряда разных. Сорок стволов тут и…

– И еще тридцать там, плюс подкрепление мордастое, учету не поддающееся. Транспорт серьезный в достатке наблюдается, значит, и база капитальная с мастерскими имеет место быть где-то в здешних лесах, – рассуждал Стас, проговаривая все это скорее для себя, нежели для собеседника. – И кто сказал, что отрядов всего два? Просто известно о двух только. Нет, не банда это, отец, совсем не банда.

– А что ж тогда?

– Что? – переспросил Стас и пожал плечами. – Не знаю. Может, и власть новая. Ладно, все, спать надо уже.

– Ну, надо так надо, – вздохнул дед. – Пойдем, я тебе там в сенях постелил.

Стас прошел за хозяином в комнатку с дверью напротив входной и бросил рюкзак в угол.

– Вот, – обвел дед рукой нехитрое убранство. – Располагайся. Одеяло теплое, ватное, не замерзнешь. Сортир на дворе, как выйдешь – налево. Ну, все вроде. Спокойной ночи тебе и спасибо, помог старику вечерок скоротать.

Дед кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

Стас стянул ботинки, скинул разгрузку, часы и ПБ положил на прикроватную тумбочку, камуфляж повесил на стул и залез под одеяло.

– Господи! – прошептал он, взглянув прямо.

В ногах у кровати стоял деревянный крест, прислоненный к стене.

– Хорошо хоть портрет не прибил еще.

Несмотря на заверения деда, под утро Стас сильно замерз, отчего и проснулся. Он взглянул на часы – без пятнадцати восемь, сел, опустив ноги на холодный пол, и поежился. Тут же закружилась голова и бок снова заныл. Мерзкий привкус капусты, казавшейся вчера такой аппетитной, вызывал небольшую тошноту. Или здесь виноват был самогон? Стас обулся, прицепил кобуру, сунул в нее ПБ, накинул куртку и отправился в сортир.

– Проснулся уже? – весело поинтересовался дед, едва дверь в сени успела открыться.

Стас хотел съязвить что-нибудь в ответ, но передумал, да и мысли как-то не шли.

– Угу. А умывальник где тут? И тазик бы какой, побриться.

– Умывальник в чулане, а таз я тебе сейчас притащу.

– Спасибо, – буркнул Стас и пошел справлять нужду.

Вернувшись со двора, он зашел в свое временное пристанище, достал из рюкзака бритву, кусок мыла, полотенце, банку с зубным порошком и, покачиваясь, направился в чулан. Закуток позади дышавшей жаром печки был весь забит кухонной утварью. На полках в несколько рядов стояли тарелки, чашки, миски, стаканы, чугунки… Дюжина расписных металлических кружек висела на гвоздиках. В углу приютился старый ухват, покрытый черной бугристой окалиной. Маленькое окошко с белой шторкой сплошь было уставлено крохотными фигурками из разноцветного стекла: журавли, олень, поросенок, заяц, какие-то непонятные существа с двумя горбами на спине, автомобильчик, самолет… Первые солнечные лучи падали на подоконник, преломлялись в стеклянных фигурках и разбегались цветными пятнами по небольшому квадратному столику. На стене, справа от окна, висел рукомойник, а на нем стоял осколок зеркала.

– Посторонись-ка. – В чулан протиснулся дед с тазом в руках, поставил его на столик, вынул чайник из печи, разбавил холодную воду в тазу кипятком. – Во, тепленькая. Заморозки уже на дворе-то. Продрог, наверное, ночью?

– Есть немного, – признался Стас и скривился от накатившего приступа тошноты.

– Чего, нехорошо, что ли? Опохмелиться?

– Не, не, на фиг. Само пройдет.

– Ну, как знаешь.

– Откуда красота такая? – поинтересовался чисто из вежливости Стас, кивнув на чуланное богатство. – Коллекционируешь, что ли?

– Да шут с тобой. Коллекционируешь, – передразнил дед и хохотнул. – Не, жена покойница насобирала тут утвари всякой, любила это дело, красоту-то наводить. Мне оно и не к чему уже, конечно, а убрать вроде как рука не подымается. Пущай себе, думаю, болтаются. Иной раз зайдешь, глянешь, и на душе как-то светлее, что ли, делается, наряднее. Ну ладно, мешаться не буду, пойду дела поделаю. – Дед вытер руки, еще раз усмехнулся и удалился.

Стас перекинул полотенце через плечо, поправил кусок зеркала и, тяжело вздохнув, посмотрел на свое потрепанное отражение. С той стороны посеребренного стекла глядели воспаленные, невыспавшиеся темно-карие глаза с сеточкой розовых сосудов по краям и вокруг радужки, в обрамлении синеватых кругов снизу. Длинная уже черная щетина на впалых щеках и резко очерченном подбородке подчеркивала и без того нездоровую бледность кожи, компенсирующуюся только еще более бледным полукруглым рубцом на левой скуле. Короткие темно-каштановые волосы с едва заметными следами проседи сбились в пучки и торчали во все стороны.

– Хреново выглядишь, – сказал он самому себе, макнул в таз кусок мыла, повертел его в ладонях и размазал пену по щетине.

Сверкнуло острое лезвие, и пена, сходя с лица ровными полосами, закапала в раковину, открывая шрамы над губой, на подбородке, на шее. Закончив, Стас сполоснул бритву, вытер и положил в карман. Он зачерпнул ладонями воды из таза, медленно поднес их к лицу и, наслаждаясь приятной обволакивающей теплотой, окунулся в эту купель. Постоял так несколько секунд, задержав дыхание, и снова повторил процедуру, а потом еще раз. Наконец он снял с плеча полотенце, прижал его к своему обновленному лику, глубоко вздохнул и выдохнул с таким облегчением, будто сбритая щетина весила пару кило как минимум и теперь, потеряв сей тяжкий груз, жить стало значительно легче.