Интересно, что во время процесса еще трое неизвестных пытались нелегально перейти советско-финскую границу. Двое были убиты в перестрелке, одному удалось бежать обратно в Финляндию. В одном из погибших Сольский опознал проводника, переводившего его и Болмасова через границу.

Для немногочисленной организации Кутепова эти неудачи были весьма чувствительными. Террор явно не удавался. Но извлекать уроки из поражений генерал не стал. В ночь на 4 июля 1928 года Радкевич и Мономахов перешли советско-финскую границу. Не найдя в столице чекистов, руководивших «Трестом», вечером 6 июля Радкевич бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ.

После взрыва боевики бежали. Чекисты обнаружили их недалеко от Подольска. Радкевич застрелился, как и его единственная любовь в жизни Мария Захарченко. Он никогда не верил в ее гибель и незадолго до похода в СССР написал письмо: «Милая, дорогая моя Косинька!Я не верю в твою смерть, как о том сообщали. У меня нет внутреннего чувства разлуки с тобою навсегда. Мне кажется, что мы сейчас очень близко друг от друга, хотя и не можем видеться. Делаю эту попытку снестись с Тобою. Ответь мне, когда и в каких городах мы с Тобою имели дело с эксрезешкой, которую, помнишь, я так называл, и подпишись одним из наших любимых имен, которое Ты так мило коверкала через о. Письмо отдай тому, кто принесет Тебе эту записку. Я ему заплатил за это всем, что у меня было. Думаю, что сделает. Не падай духом, голубка моя, может быть, еще и придется встретиться. Целую Тебя крепко-крепко. Любящий Тебя Твой Гога-Косинька».

Кутепов никак не хотел признать, что его стратегия борьбы с большевиками не приносит победы. Гибнут люди, один задругам. А Советы с каждым днем наращивают свою мощь. Попытка убийства одного из лидеров партии, Николая Бухарина, как нельзя более точно показывает всю глубину непонимания генералом ситуации. Боевик Бубнов, который должен был ликвидировать «любимца Ленина», по возращении в Финляндию в июле 1928 года составил подробный рапорт Кутепову. Документ этот достаточно объемный, и я приведу лишь самые значимые отрывки. Это свидетельство как нельзя более точно показывает крах стратегии «Союза национальных террористов»:

«Я понял, что ни в одно из зданий, где происходят партийные собрания, даже нельзя думать попасть без партийного би-

лета. Все это время я искал случая приобрести хоть какой-нибудь партбилет, но безрезультатно. Просто мне не повезло, потому что достать его все же можно, хотя и нелегко. Способ, как это можно сделать, вы, вероятно, угадываете. С собой обратно я привез восемь комплектов настоящих документов, добытых разными способами в разное время, партбилета все же не достал. День за днем проходили то в бесплодных скитаниях по улицам, то в попытках следить за отдельными зданиями и учреждениями, то в поисках комнаты для себя лично. Каждая ночь, проведенная в лесу под дождем, немедленно отзывалась на выносливости и здоровье.

Несколько раз охрана, видимо, обращала внимание на наши назойливые аллюры, и приходилось сейчас же переносить наблюдение на другое место, начиная сначала. Да и какое наружное наблюдение можно производить только двумя лицами. Надо было осмотреть все, что представлялось возможным, и, найдя слабые пункты, бить туда. К тому же первые две недели я не хотел разменяться на какую-нибудь мелочь и изыскивал только способ, как бы встретить Бухарина или кого-либо из крупных. Здание Дома союзов на Большой Дмитровке охранялось чрезвычайными караулами от полка имени Дзержинского при ОГПУ. Торчать там поблизости, поджидая Крыленко (а он один только стоил, чтобы за ним поохотиться), было нельзя — сразу обращали внимание. Можно было наблюдать, замешавшись в толпу в Охотном Ряду, но тогда не успел бы подойти ближе, чтобы бросить бомбу, как на автомобиле они исчезали и приезжали моментально.

Одиннадцатого июня товарищ Луначарский читал лекцию в Экспериментальном театре «о новом человеке». Билеты мы достали заранее и на лекции присутствовали. Сидели очень далеко, но можно было бы, подойдя ближе, бросить бомбу. Однако с первого же взгляда мне стало ясно, что при взрыве погибнет громадное количество людей, так как на лекции этого шута горохового хо-

дит в большинстве интеллигенция и так называемая мелкобуржуазная среда, а каждая из моих бомб содержит около 270мелких осколков. Не то чтобы мне стало жаль публики, мягкостью я особой не отличаюсь, но боялся, что впечатление от такого акта получится как раз обратное тому, на которое мы рассчитывали. К тому же Толя — слишком ничтожная величина, хотя и подлая. Будь это Бухарин, Сталин или Менжинский — тогда другое дело. Стрелять из револьвера — было мало вероятности попасть издалека, да и помешали бы целиться, охрана торчала все же солидная. На следующий день продолжали розыски Бухарина. В кое-какие учреждения (например, редакции газет) можно даже заходить, но попадаете как раз в те помещения, где он, конечно, не появляется. Все время приходится работать вслепую, и до тех пор, пока у нас не будет там осведомителей-наводчиков, это так и будет. Дело оказалось не так легковыполнимым, как я предполагал, нужна долгая, упорная и тщательная подготовка и гораздо больше людей.

Видя безуспешность своих попыток в этом направлении, я решил предпринять что-либо другое. Оставалось действовать снаружи, через окна. Три таких места были мною уже на всякий случай намечены. Пятнадцатого июня мы закончили все приготовления, произвели разведку. Объектом было здание МОПРа на Воронцовом Поле, где живут иностранные коммунисты, бежавшие в СССР. Предполагалось использовать автомобиль (я нашел способ добыть такой без шума в любое время), дабы сразу замести следы: я брал на себя заняться охраной, а Могилевич, вбежав во двор, должен был бросить все шесть бомб в разные окна одновременно, когда я начну стрелять сторожей. Но покушение не состоялось. Побывавшие под дождем в лесу капсюли, хотя и залитые парафином, не выдержали и отсырели.

Мы давно знали, что в ГПУ сидят не дураки, а энергичные и умные люди, пусть прохвосты, но тем не менее знающие свое дело, умеющие и нападать, и защищаться. Даже без поездки в Москву заранее можно было знать, что после прошлогоднего покушения меры охраны ими приняты.

Я да/гек от мысли признать невыполнимым проведение в жизнь белого террора, но, ознакомившись на месте с деталями и возможностями, я отдаю теперь себе ясный отчет, насколько трудно нам, при теперешнем положении вещей и при наших ограниченных возможностях, достигнуть положительных результатов, оправдывающих потери. Бросить бомбы в какое-либо собрание второсортных коммунистов, убить десяток-другой партийных марионеток, поджечь склад, взорвать мост — все это хотя и трудно, но выполнимо и при теперешних наших возможностях. Такого рода акты могут быть полезны лишь тогда, когда они будут следовать непрерывной цепью один за другим, появляться в разных частях СССР, пробудят активность самого населения, ни на минуту не давая противнику покоя.