Когда командиру Корпуса доложили, что машина подана, гене-рал Штейфон поднялся, подошел к Павлику, перекрестил и поцеловал его, а затем, попрощавшись со мной, просил меня беречь Павлика, на которого он перенес свою любовь к его отцу— своему начальнику и другу со времени еще галлиполийского сидения.

Эту поездку я никогда не забуду! Были моменты, когда я просто не знал, кого мне охранять больше — нашего политического подопечного или же... Кутепова. Павел в течение всего этого пути нес такую политически опасную ахинею, что мне приходилось неоднократно его останавливать. Но ничего не помогало.

Чего только не наслышался я тогда от Кутепова: что, мол, отец его вовсе не похищен красными, «как это утверждают белые зубры», а принял предложение советского правительства, самого Сталина и отправился в СССР командовать армией, причем под личиной советского маршала.

Должен здесь сказать, что тогда я не знал о том, что, как об этом писал «Часовой», в кадетском корпусе была «большевицкая ячейка», членом которой был и Кутепов. Потому-то для меня и была такой жуткой неожиданностью вся та пробольшевистская, просоветская галиматья, какую всю дорогу нес этот, произведший на меня впечатление полоумного мой однокашник-кадет...».

Бывший корпусник оказался почти прав. Павел Кутепов действительно добровольно перешел линию фронта и недолго служил переводчиком в советской армии. С Московской патриархией начал сотрудничать с октября 1960 года. Спустя семь лет был назначен главным редактором Бюро переводов и информации.

Награжден орденами Святого Равноапостольного князя Владимира II и III степеней, орденом Преподобного Сергия Радонежского III степени.

Скончался он 27 декабря 1983 года. Погребен на Бабушкин-ском кладбище Москвы. В эмигрантском журнале «Кадетская перекличка» потом появился некролог, в котором вице-фельдфебель 24-го выпуска Николаев, в частности, писал: «Слюбовью вспоминаю довоенные годы, когда многие из его одноклассников приходили по воскресениям в милый дом Кутеповых, где Лидия Давыдовна угощала нас наем с вкусным домашним печеньем. Павлик всегда был хорошим другом, скромным человеком. Он никогда не пользовался именем отца для корыстных целей. Спи спокойно народной земле, которая не всегда была тебе ласковой матерью».

1 сентября 1924 года, согласно приказу генерала Врангеля, армия была преобразована в Русский общевоинский союз. Соответственно, части, которые находились в Болгарии перешли в подчинение начальника III отдела РОВС генералу Федору Федоровичу Абрамову. В годы Гражданской войны он был начальником Первой Донской конной дивизии, потом инспектором кавалерии Донской армии. Уже в Крыму, на последнем этапе белой борьбы, принял командование над Донским корпусом. Вместе с ним он и эвакуировался в лагерь Чаталджа, находившийся в Турции. Переехав потом в Болгарию, как и все, ожидал возобновления борьбы с большевиками. Вместо этого получил приказ барона Врангеля возглавить отдел РОВС. Он располагался в просторном доме № 17 по улице Оборище в Софии. Все было хорошо, вот только здание было очень уж старым и жило единственной надеждой на скорый капитальный ремонт. Но средств для этого у чинов русской армии не было, да и привыкли они в Гал-липоли к спартанской обстановке. Поэтому и переносили треснувшую штукатурку на удивление спокойно. Благо улица была тихая, перед домом сад, пусть и заросший, но напоминающий о русской полыни.

Обстановка в доме вовсе не походила на штаб армии: деревянные столы с видневшимися чернильными пятнами, хромые стулья, простые крестьянские скамейки для посетителей. Посреди этого оазиса аскетизма, как назвал управление РОВС один из марковских офицеров, располагался кабинет начальника канцелярии капитана Клавдия Александровича Фосса. Именно он и войдет в историю всей русской эмиграции как создатель и идеолог «Внутренний линии», вступить в которую можно было добровольно, а вот выйти из нее было невозможно. Только смерть освобождала «линейца» от верности.

Кто же он был, этот капитан Фосс? В годы Гражданской войны — чин артиллерийской бригады Дроздовской дивизии. Участник похода «Яссы-Дон», что было весьма значимым для любого чина русской армии. Владел пятью языками: русским, болгарским, французским, немецким, английским. Был глубоко верующим человеком. Очень скромный, он никогда не позволял себе повысить голос. И все же этих качеств было явно недостаточно, чтобы Абрамов назначил именно его начальником канцелярии, если рядом были заслуженные генералы-дроздовцы Ман-штейн и Туркул. Сказалась любовь Клавдия Александровича к конспирации. Он быстрее многих понял и принял изменившиеся методы борьбы с большевизмом и с огромным энтузиазмом отдался новому делу. Для начала, создал тайную организацию «Долг Родине», куда и взялся вербовать верных Белому движению офицеров. Структура ее в целом повторяла Союз национальных террористов генерала Кутепова: тайные тройки, начальники которых знали лишь своего командира и двух подчиненных. Всем вступавшим гарантировали, что скоро им представиться возможность бороться с оружием в руках против коммунистов.

Однако далеко не все стремились вступить в новую организацию. Многих офицеров смущало, что не было приказа генерала Абрамова. Хотя Фосс и говорил постоянно, что действует согласно указаниям Федора Федоровича. Одним из первых откликнулся на призыв капитан Корниловского артиллерийского дивизиона Николай Дмитриевич Закржевский, ставший со временем одним из лидеров «Внутренней линии».

Как раз в этот момент, выполняя распоряжение Врангеля, генерал Шатилов взялся за организацию переселения чинов армии из Болгарии и Сербии во Францию. Разумеется, проводилось это по линии Русского общевоинского союза. Ответственным в Софии был назначен капитан Фосс. Воспользовавшись тем, что паспорта оформлял его близкий друг капитан Арнольди, Клавдий Александрович сделал все от него зависящее, чтобы в Париж в первую очередь попали завербованные им члены «Долга Родины».