Но мадам Верстакова такой радости мне не доставила. Она взяла-таки себя в руки, смяла сигарету в пепельнице и сказала мне ледяным, очень строгим тоном:

– Я не буду больше отвечать на ваши вопросы. Я все сказала. К убийству горничной я не имею отношения, не знаю, что вы там себе навыдумывали… Если вызовут в милицию, вот им я и буду давать показания. А сейчас… Освободите, пожалуйста, мой кабинет. Мне надо работать.

Она взяла ручку и снова принялась писать что-то в своей тетради.

– Ну что ж, – сказала я, – вы даже не подозреваете, что ваше умалчивание тоже о многом говорит. Всего доброго!

Я вышла из кабинета Веры Николаевны, прикрыв за собой дверь. Потом я прошла через комнату отдыха продавцов и, открыв дверь в торговый зал, через пару секунд довольно громко хлопнула ею. Это должно было создать впечатление, что я вышла из комнаты. Но я осталась внутри и, затаив дыхание, ждала. Через несколько мгновений я услышала, как мадам Верстакова набирает номер телефона.

– Это я, – послышался ее приглушенный голос. – Эта мымра опять ко мне приходила… Да, да… снова вопросы свои дурацкие задавала… зачем я номер снимаю и все такое… Что? Да, тебе хорошо говорить, а я боюсь, что она докопается до… сам знаешь чего… Слушай, не могу я так, я ночи не сплю… Боюсь! Хорошо тебе говорить: возьми себя в руки! А может, пойти в милицию и сказать, что я видела?.. А мне кажется, лучше про это рассказать, чтоб дальше не копали… Ну ладно, ладно, не буду… Что? Хорошо, давай встретимся… Да, я подойду туда минут через пятнадцать.

Я тихонько открыла дверь и выскользнула в торговый зал. Продавщица, находившаяся поблизости от комнаты отдыха, удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. А я уже нормальной походкой прошествовала к выходу и, очутившись на улице, села в свою машину. Я переставила ее так, чтобы быть в непосредственной близости от дверей магазина и все видеть. И правильно сделала, потому что вскоре на крыльце появилась мадам Верстакова в синем плаще, с сумкой через плечо и бодрым шагом, как солдат на плацу, зашагала по тротуару. Я завела машину и медленно поехала за ней, держась на почтительном расстоянии. Мадам шла явно не домой. То, что я услышала сейчас по телефону, было фактически ее признанием… только вот в чем? Я не услышала слов «это я убила». Да даже если бы и услышала, юридической силы это не имело. Нужны доказательства. Поэтому я буду их искать. Вера Николаевна маршировала минут десять, пока я не поняла, что идет она в парк «Березки». Я так и ехала за ней, а когда увидела, как она заходит в ворота, поставила машину в ближнем дворике и, прячась за домами и прохожими, продолжила свой путь уже пешком. Мадам Верстакова шла по парку, пока не нашла свободную скамейку и тяжело опустилась на нее. Я спряталась за деревом метрах в десяти от нее так, чтобы она была ко мне спиной. Через несколько минут к ней подошел какой-то парень в черно-серой куртке и сел рядом. Они стали оживленно разговаривать, но на таком расстоянии мне не было ничего слышно. Я потихоньку продвигалась ближе к ним, прячась за деревьями и стараясь находиться у Веры Николаевны за спиной. Я подошла совсем близко, остановилась за кустами и услышала обрывки их разговора.

– Не вздумай, я тебе говорю, не вздумай! – сказал парень мадам Верстаковой.

– Ты не понимаешь… я боюсь… зачем… дурацкую гостиницу… это наказание, это… преступление… она мне снится каждую ночь… ее глаза… это ужас!

– Да успокойся ты, никто ничего не узнает… другой копает…

– Не могу… боюсь… это сделала… эти глаза… лучше признаться… ужас…

Подходить ближе было нельзя, меня могли заметить. Долго стоять так я тоже не могла, и я отошла от них. Минут десять они еще сидели. Потом парень встал, и сказав мадам Верстаковой на прощание какую-то фразу, пошел прочь. Сумерки спускались на деревья и гуляющих людей. Женщина посидела еще какое-то время, потом тоже встала и пошла к выходу из парка. Постояв минуту у ворот, побрела в сторону своего дома. Я вернулась к машине.

Я ехала в гостиницу и размышляла о том, что услышала. А что же я услышала? У мадам Верстаковой есть какая-то тайна. Страшная тайна. Она что-то знала об убийстве или даже явилась участницей события, которое имело непосредственное отношение к нему. Это ее очень пугает и тяготит. Но тем не менее она не торопится поделиться этим со мной. А моя задача вытянуть из нее эти сведения. Но как? То, что она не хочет отвечать на мои вопросы, уходит от прямых ответов и путается, говорит не в ее пользу. Эх, мадам! Лучше бы вам рассказать мне все…

Не доехав до гостиницы, я притормозила у кафе и зашла перекусить. Народу на этот раз здесь было много, да и заказ пришлось ждать. Зато я была вознаграждена вкусным салатом из морепродуктов и хорошим бифштексом с гарниром. Выпив потом ароматный кофе, я почувствовала настоящее блаженство. По дороге в отель я зашла в продовольственный магазинчик и купила небольшую коробку конфет, сигареты и отправилась «к себе».

В холле гостиницы мой сосед из номера четыре сидел на диване и развлекал администратора Оксану разговорами. Похоже, он рассказывал ей что-то веселое, потому что девушка смеялась от души. Увидев меня, Глеб встал и пошел мне навстречу.

– А я ждал вас, – сказал он.

– Зачем?

– Не теряю надежды пригласить вас в кафе.

– Не хочется вас огорчать, но я только что оттуда.

– Как?! Вы поужинали без меня? Татьяна, как вы могли!..

Я направилась к себе в номер, а Глеб шел со мной рядом, не отставая. Так он проводил меня до моей двери.

– А вы не хотите пригласить меня на чай? – спросил сосед.

– Не имею ни малейшего желания.

– Почему?

– У меня нет чая.

– Да это мы организуем! Хотите? В холле стоит кулер, а уж заварку…