Бэнни был чересчур молод для первого призыва, но в его школе был класс военных наук, и это окружало его ореолом воинственности. Ученикам выдавали старые ружья городской милиции, и они маршировали на том поле, которое было им отведено для атлетических упражнений. "Левой, правой! Левой, правой! Марш!" Мальчики наступали друг другу на ноги, но маршировали с сосредоточенным, угрюмым выражением своих юных лиц. Скоро им должны были дать и форму, и с таким же нетерпением ждали форму и девочки, ходившие на курсы сестер милосердия. Мальчики и девочки встречались на школьных собраниях и с жаром распевали патриотические песни.

Да, начиналась война. Целые флотилии судов с провиантом и снаряжением отплывали от американских берегов на помощь Англии и Франции, а вслед за ними отправлялись команды инженеров и рабочих приготовлять пути сообщения для американской армии. Президент произносил речи — блестящие, яркие, красноречивые. В этих речах он говорил, что существовала на свете раса злых людей — гуннов, поставивших себе целью уничтожить всю цивилизацию, и вот теперь могуществом демократической Америки все эти коварные замыслы будут раскрыты и парализованы… А когда это будет сделано — наступит конец всем бедам, всем волнениям мира. Вот почему обязанностью каждого истинного патриота было принять участие в этой страшной, но зато и последней войне, войне за прекращение всех войн, — войне за торжество демократии!

Речи президента дружным хором подхватывались всеми государственными деятелями, всеми должностными лицами. Газеты отзывались на них миллионами оттисков, выходивших каждый час, и целые отряды специальных агитаторов командировались на все фабрики, заводы и театры, для того чтобы побуждать американский народ принимать участие в этом "походе".

Семья м-ра Росса, подобно вообще семьям американских граждан, читала газеты, слушала речи и обсуждала и те и другие, причем у каждого была на этот счет своя особая точка зрения. Бэнни, юный идеалист, жадно проглатывал все слова пропаганды; это как раз было именно то, во что ему хотелось верить, что составляло его умственную пищу. И он спорил со своим хладнокровным, медленно мыслящим, сомневающимся во всем отцом.

— Да, разумеется, мы выйдем победителями из этой войны, — говорил м-р Росс, — как вышли бы победителями из всякой войны, в которой приняли бы участие. Но что касается будущего, то еще будет время подумать обо всем тогда, когда это будущее уже настанет.

В данное же время м-р Росс был занят, во-первых, тем, чтобы поскорее ликвидировать забастовку нефтяных рабочих, а во-вторых — тем, чтобы энергичнее сбывать нефть на рынке, где цены на нее все возрастали. Правительство нуждалось во все большем и большем количестве скважин, а как же можно было производить требуемые для этих новых скважин работы, если бы цены на нефть были недостаточно высоки? Правительство это понимало и платило щедро, и этой областью исчерпывался весь патриотизм м-ра Росса. С него довольно было следить за безукоризненной работой своих нефтяных фонтанов, фонтаны же красноречия он предоставлял патриотическим деятелям страны.

Тетка Эмма считала, что со стороны ее зятя было нехорошо говорить таким образом мальчику, и она читала ему за это строгие нотации. Сама же она посещала женский клуб и слушала речи патриотки-ораторши, говорившей о бельгийских детях с обрубленными ручонками и о складах оружия, уничтоженных германскими шпионами, и возвращалась домой, вся охваченная воинственным пылом.

Берти превзошла ее в этом отношении, так как тот молодой человек, с которым она уезжала с танцевальных вечеров, был деятельным членом многих обществ обороны и ему известны были имена всех германских агентов Южной Калифорнии и все те подлые планы, которые они себе наметили. И Берти была преисполнена мрачных опасений и даже чувства тяжелой ответственности.

Никогда нельзя было сказать заранее, каким образом возбуждение, связанное с мыслью о предстоящей войне, отразится на том или другом человеке. Так вы, конечно, никогда не могли бы представить себе, чтобы в душе достойной всякого уважения пожилой леди, которой было далеко уже за семьдесят и которая спокойно проживала в ранчо, погруженная в свои занятия живописью, могла внезапно вспыхнуть горячая симпатия к гуннам. А между тем такие именно чувства волновали душу старой м-с Росс, бабушки Бэнни, заявлявшей, что она не видит в войне никакого смысла, что германцы ничем не хуже всех других народов, заинтересованных в этом деле, что все нации были залиты кровью и что все рассказы о германских жестокостях и их шпионах выдумывались только для того, чтобы возбуждать в сердцах американцев чувства несправедливой злобы и ненависти. Что же касается лично ее, бабушки Бэнни, то она никого не намеревалась ненавидеть, как бы ни пылали злобой тетя Эмма и Берти, и в доказательство того, как мало она считалась с мнением других, она написала картину, изображавшую нескольких германцев в старых национальных костюмах, с большими расписными кружками пива в руках. Она просила повесить эту картину в столовой, и тетка Эмма и Берти страшно волновались, стараясь убедить м-ра Росса этого не делать.

Все это входило в курс образования Бэнни. Он слушал и поучался. От своего спокойного, уравновешенного отца он учился снисходительно улыбаться на все слабости, свойственные человеческой природе, и стараться приобретать все большее и большее количество долларов. Заниматься разговорами и произносить зажигательные речи — хорошо, но в конце концов решают дело, выигрывают войну не речами, но пулями и ядрами. А для того чтобы доставлять эти последние на поля сражения, необходимо обладать хорошо налаженным транспортом. Та нефть, которую м-р Росс добывал из недр земли, толкала на фронт грузовики с военными запасами для армии, двигала и громадными судами с военным грузом и легкими истребителями, которые их охраняли во время их пути; она смазывала все части машин на заводах, и с каждым днем в ней нуждались все больше и больше. Как только забастовка нефтяных рабочих была ликвидирована, м-р Росс принялся заключать контракты с правительством на бурение в Парадизе целой дюжины новых скважин, и единственное, что его заботило, — это то, что он не мог заключить еще втрое больше контрактов и пробуравить втрое большее количество скважин. Но те типы, которые контролировали банки, позволяли ему иметь столько денег, сколько ему хотелось, только при условии, что они тоже будут участвовать в получаемой им прибыли. Это была своего рода тоже война, для которой не нужно было никуда уезжать и которая не требовала никаких зажигательных речей президента.

Все это м-р Росс объяснил Бэнни с целью обуздать излишний идеализм в душе своего будущего наследника, будущего делового человека.

Волна событий докатилась и до Парадиза. Там в это время все рабочие были опять на своих местах, получали по лишнему доллару в день, и эту прибавку им обещали еще увеличить. А в такое горячее время хорошие рабочие, искусные в деле бурения, ценились на вес золота. Полились и там военные агитаторы, и к их речам все жадно прислушивались. Нефтяные рабочие были большими патриотами и все, как один человек, готовы были записаться в набор. Но они не могли бросить то дело, к которому были приставлены, так как ничего не могло быть в данный момент важнее нефти, и их служба родине заключалась в том, чтобы следить за правильным притоком этой последней, оберегать ее от пожаров, не допускать, чтобы в скважины попадали какие-нибудь посторонние предметы, вообще зорко охранять их от всех тех проявлений вандализма, на какие только были способны германские агенты.