Шрифт:
– Профессор Ломоносов многолик и многообразен, так вот еще один прожект. Университет в Москве! Да, да. – Понял, что сам президент впервые об этом слышит. – По секрету со мной разговорился, да ведь братья Разумовские за болтовню меня перед Государыней не опозорят?..
Ответом был уважительный наклон двух париков: вороного и светлого.
– Не знаю, с какой такой стати со мной профессор советовался, но суть его прожекта: Петербургский университет под пятой Академии… не обижайтесь за прямодушие, граф Кирилл Григорьевич, – склонил извинительно голову. – Так говорит профессор Ломоносов. А Московский университет будет в полной самостоятельности. Не правда ли?
Он смотрел на одного, на другого брата, но те молчали, пока Алексей Григорьевич в ладоши не хлопнул:
– Так, Иван Иванович!
Торчавшие за дверями слуги восприняли это как зов, целой ордой ринулись в двери.
– Ну чего ломитесь? Настроение такое… Не стал распекать за суету. Снова повторил:
– Так, Иван Иванович, университет?..
– В прожектах пока, Алексей Григорьевич, в прожектах, весьма к тому ж далеких…
О ломоносовских прожектах Кирилл знал побольше старшего брата:
– Да у него если загорится!…
…то как Кунсткамера, вместе со всей его «Риторикой»?.. – не вовремя перебил старший брат.
Воспоминание об этом до сих пор давило память; Кирилл отмолчался. Следовало отдать должное Ивану Шувалову – перевел разговор на нынешнюю беду:
– Какие сейчас пожары! Вода в Неве поднялась уже на полторы сажени и держится на сей отметине шестые сутки. Слышите, как шторм-то в устье Невы бьет?..
Да, явственно слышалось, как бухает за стенами. В городе потоп, на лодках ездят. Все в воде и грязи, разве что кроме Невского. Ко дворцу подступает вода, мешками с песком вокруг обкладывают. Да где мешков, где песку наберешься?
Алексей пошел на балкон, выходящий к Неве, за ним и Кирилл потянулся, а Шувалов с опаской бросился в другую сторону:
– Государыню надо успокоить!
Они постояли, с уровня второго этажа наблюдая, как хлещут волны через бревенчатый парапет. Камнем только еще начали обкладывать, он мало что значат в этой осенней стихии.
– Узнаешь умного человека? – наедине пооткровеннее посетовал старший брат. – Государыню успокоить! Будто я не знаю… Но меня на сей раз не звали, а без зова я не хожу.
Он был внешне спокоен, но спокойствие это походило на Неву недельной давности. Тогда тоже не предвещало беды.
Был конец октября 1752 года.
Бушевал внизу невский шторм. Молча сутулились о балконные перила братья Разумовские, всего не договаривая и промеж собой.
III
Каки-ие заботы?.. Каки-ие дела?.. После бурь и штормов чернотроп установился!
Снежку так себе насыпало, а морозец поднажал, милое дело. Следы как в типографии академической печатаются, копыта не вязнут – скачи на все четыре стороны. К чернотропу и у Государыни хандра прошла, выздоровела. Сейчас же Мавра Егоровна пришкандыбала:
– Государыня кличет.
– Что, не спится? – потянулся Алексей Кириллович всем своим большим, еще сильным телом, вставая с дивана.
– Какой сон, батюшка? Уже ополуднилось.
– А то мы не знаем! Полдник и ввечеру бывает. Мавра Егоровна не стала дальше лясы разводить – ее дело передать приказ. Да и Алексей Григорьевич дворцовые порядки знал, не стал задерживаться.
К своему удивлению, Государыню он застал не за туалетным столом, а за примеркой охотничьих костюмов – и около десятка было разбросано по комнате. Один даже к свечам на люстру залетел, подгорел маленько. Паленым несло.
Привычно поцеловав ручку, привычно же и осведомился:
– Встать уже изволили?
– Изволила! Не видишь, что ли? Ты, батюшка, кажется мой оберегермейстер?
– Не забыл, Государыня. Приказывайте.
– И прикажу! Ввечеру выезжаем, чтоб с утра в поле. Он повернулся, чтоб начать сборы – дело нешуточное. Елизавета Петровна остановила:
– Да, как же быть?.. Кирилл Григорьевич давно меня упрашивал принять его настырного пиита, на сего дня, как на грех, и назначила…
– Э, господынюшка!… – Он помедлил, присматриваясь, поскольку в последнее время уже не называл ее старым домашним прозвищем; она не заметила промашки, повторил: – Господынюшка, стоит ли над этим ломать голову? Пущай скачут следом.
– Пущай! Как ты легко, Алексеюшка, снимаешь все мои заботы…
С этой похвалой он и пустился в сборы. Конечно, сразу же послав за Кириллом. Тот не замедлил явиться.
– На охоту? – сразу понял. – А как же с моим Ломоносовым быть?
– Приказано вам обоим скакать следом. Кирилл фыркнул. Мало того, что он и сам-то редко садился в седло, предпочитая карету, разве что уж перед полком повальяжничать, – так Ломоносов-то, поди, под брюхом у лошади седло будет искать? Пришлось успокоить озадаченного братца: