Бог даст. Но «заговоры», «революции», как разносила весталка Екатерина Дашкова, преждевременно открылись; Бестужева сослали в смоленскую деревню Горетово, слишком пылкого любовника графа Понятовского прогнали в родную Варшаву, ближайших советников Екатерины Алексеевны, Ададурова и Елагина, сослали – одного в Казанскую губернию, другого в Оренбург. А ведь все знали: они же были и первыми наставниками Кирилла Разумовского. Можно только удивляться, как устояли, при засилье к тому же Шуваловых, братья Разумовские!

За карточным столом, как всегда громогласно, Дашкова тыкала своим изящным пальчиком в грудь то одному, то другому:

– Вы в рубашках родились!

Старший брат похмыкивал, младший демонстративно – великий шутник! – расстегивал камзол:

– Да, ничего рубашка. У тебя как, Алексей?.. Тот, не будучи шутником, тоже поддерживал, теребя батист манишки:

– В порядке, как видите.

Теперь время всех этих шуток отошло в прошлое. Граф Кирилл Разумовский ехал, по сути, к затворнице – как недавно ездил в Шлиссельбург.

Монплезир был недалеко от Большого Петергофского дворца, дорога одна и та же, поэтому он оставил карету и своих сопроводителей еще на подъезде.

Маленький, старый, теперь уже очень сырой, Монплезир строился Великим Петром, конечно, не для дворцовых приемов. Место уединений и раздумий, куда и царям не грешно уединиться. Петр, само собой, не предполагал, что Монплезир станет местом заточения жены его внука. Чуть получше Шлиссельбурга, но в общем-то одно и то же. Одно могло утешать: ни стражи, ни огорожи. Немногие слуги и прислужницы Кирилла в лицо знали, с поклонами провели во внутренние покои, ни о чем не спрашивая. Правда, с какими-то намеками и ужимками. Суть стала ясна, когда дежурившая у покоев фрейлина слишком громогласно объявила:- Граф Кирилл Григорьевич Разумовский!

Там был и другой Григорий, а он что же – сотоварищем ему? Поздоровались как старые приятели, запросто, и Кирилл запросто же поцеловал ручку у ее величества – так называть Екатерину Алексеевну можно было только с доброй иронией. Какое «величество», когда в Петергофском дворце сидит толстым задом Лизка Воронцова?! Не было секретом, что именно она и научила «чертушку» любовным утехам. Что не дано было герцогине Фике – дано племяннице графа Воронцова. Кто подсматривал в замочную скважину, но ведь твердили все: голая Лизка, голожопого же Петрушку бьет плетью, чтоб он воспламенился. Вот история российского царствия…

Кирилл пожалел, что явился не вовремя, но и Орлов, и сама Екатерина Алексеевна были другого мнения. Речь и между ними, видимо, шла не о любовных утехах.

– Как хорошо, Кирилл Григорьевич!

– Вы на огонек, граф, прилетели.

Он сел, удивляясь такому миропониманию. Первым открылся Григорий Орлов:

– Граф Кирилл Григорьевич, вы ведь понимаете, что время дальнейших отсрочек не терпит. Надо ли объяснять?

– Не надо.

– Вот и прекрасно. Мой брат Федор не в великих чинах, но он служит в вашем полку. Можно ему доверить роль связного?

– Если старший брат подтверждает, я не имею ничего против.

– Старший брат ручается за него. Что бы ни случилось – доброй ли, злой ли его вести верить неукоснительно. О вас, Кирилл Григорьевич, я не говорю: без вас вообще ничего не может совершиться…

– …«революция», как говорит княгиня Дашкова, да?

Ироничный тон выдавал Екатерину Алексеевну: она-то такими словами не бросалась.

– Мне иногда кажется, что его величество, сажая на трон Лизку, более влюблен в Катю Дашкову, ее сестрицу. А?..

Орлов отхлебнул вина, по-мужски рассмеялся:

– Будь так, князь Дашков давно бы пропорол шпагой брюхо «чертушке»!

– Не забывайтесь, Гриша… – по-свойски забыла чины Екатерина Алексеевна. – «Чертушка», как вы изволили выразиться, мой законный супруг. Оскорбляя его – вы оскорбляете меня.

Вот и пойми женщин!

– Прекрасно! Но мы ведь собираемся свергнуть его?..

– Свергать – еще не значит убивать. Ой, Гриша!…

Она осеклась, видимо, поняв, что слишком проговаривается. Кирилл потупился, ожидая, чем закончится эта перепалка, но закончилась она более чем в его пользу. Орлов вспомнил:

– Опять опаздываю! Служба при генерале, в бою с которым меня самого чуть не пропороли штыком… Надо везти его на обед к Государю.

Он грубовато чмокнул ее величеству руку, схватил отстегнутую и приставленную к стене шпагу и вышел.

Кирилл внимательно посмотрел на Екатерину Алексеевну:

– Не слишком ли показушно он уступил место сопернику?

Теперь она изучающе подняла на него свои серые глаза:

– Вы – соперник? Будь так, возле меня не было бы ни Орлова, ни…

– … Понятовского?