В который раз сравниваю я свои сейсмограммы с той единственной и неповторимой и нигде не нахожу столь характерного и выразительного двойного зубца.

— Простите, сэр, — отвлекает меня Махди, — завтрак готов.

Мы садимся завтракать. В ноздри бьет ароматный пар. Под ложечкой рождается сладкая спазма. Голод берет свое, и я на время забываю о сомнениях и сейсмограммах. Махди испек в листьях папоротника отличного чешуйчатника. Бело-розовое мясо легко отделяется от колючего хребта. Особенно вкусны жаберные крышки. Я высасываю их жирные горячие мешочки, как клешню краба. Батат также превосходен! Жаль, что нет сметаны. Со сметаной было бы вкусней… На десерт маисовый початок, консервированная колбаса с подливкой из жженого сахара и чай с ромом.

Отличный завтрак!

— Спасибо, Махди! Все необыкновенно вкусно. Теперь можно покурить и обсудить наше скверное положение.

Но мне оно уже не кажется столь скверным. Не знаю почему, но я уверен, что выход найдется и все будет хорошо. Сигаретный дым клубится в зеленом сумраке палатки и нехотя выползает наружу. На шесте палатки замер скорпион. Махди швыряет ботинок, но неудачно. Скорпион сваливается на землю и прячется под циновку. Ах, Махди, Махди, нужно найти скорпиона и убить, а то он может ужалить нас ночью… Ну, вот и отлично.

— Послушайте, Махди. Так что же это был все-таки за зверь, который напал на нас вчера на реке?

— Я так думаю, что это летучая лисица.

— Лисица? Что-то не похоже…

— Летучие мыши тоже так себя не ведут. А может, это и есть конгамато? Ведь чудовище показалось нам черным только потому, что оно летело на закат, а так оно могло быть красным… Я не верю в конгамато. Это всё сказки черных нилотов.

— Так почему же вы так испугались вчера? Простите, Махди, а вы разве не нилот?

— Нет! Мой отец был араб. Магомет Гамаль эс-Сааль!

— А-а… Ну, это к делу не относится. Значит, вы бежали вчера, бросив оружие, от летучей лисицы?

— Не знаю… Только в красную ящерицу я не верю.

— А мистер Пирсон верит. Он не считает это сказками и суевериями. Кстати, вы давно знакомы с мистером Пирсоном?

— Первый раз я увидел его в вашем доме, когда пришел сообщить, что рабочие сбежали в Джубу.

— Ах да, помню, помню… Значит, до этого вы не знали Пирсона?

— Лучше будет оставить в лагере все, как есть. На дорогу возьмем только самое необходимое. Остальное продовольствие нужно упрятать, чтобы не утащили муравьи, — неожиданно сказал Махди, собирая остатки завтрака в полиэтиленовый мешок.

— Значит, вы предполагаете, что наш уход — дело решенное?

— Разумеется, сэр…

— Да, конечно… Ну хорошо! Готовьтесь к походу. Выступаем вечером, как только спадет жара.

— Спиртное можно оставить здесь?

— Конечно. Возьмем только бутылку джина на всякий случай. Мало ли что может случиться, правда?

— Да убережет нас аллах от болезней и ифритов! — серьезно ответил Махди.

— А в аллаха вы верите, Махди?

— Аллах акбар. Мой отец был мухтаром, [15] а я два года учился в Аль-Азхаре.

— Аль-Азхар? Это город?

— Нет, господин, это знаменитый мусульманский университет в Каире. Я не закончил его только потому, что мураби — арендаторы моего отца — сожгли наш дом и весь урожай. Они разорили нас.

— А какую часть урожая отдавал ваш отец своим мураби?

— Четвертую! Как везде! Это же наша земля! — Глаза Махди засверкали, ноздри расширились, брови сошлись у переносицы.

Внезапно он встал и молча вышел из палатки.

— Подождите меня, Махди! Я помогу вам спрятать продовольствие.

Нам не удалось покинуть в этот день лагерь. Работы оказалось гораздо больше, чем я представлял себе сначала. Мы провозились до вечера. Особенно много хлопот было с провиантом. Мы складывали его в большие жестяные банки и заливали крышки сургучом так, что не оставалось ни малейшей щели. Потом мы завертывали банки в полиэтиленовую пленку, которую, на всякий случай, посыпали нафталином. Но Махди так боялся муравьев, что предложил зарыть наши сокровища в землю. Я велел ему отойти подальше и вырыть небольшую ямку глубиной три—четыре фута. Связав вместе четыре двухсотграммовые тротиловые шашки и вставив в одну из них детонатор с отрезком шнура, я аккуратно опустил заряд в ямку, засыпал землей и утрамбовал. Потом я поджег выведенный на поверхность шнур.

Ухнул взрыв. В тростниках зашуршали комья выброшенного грунта. В сгущающемся сумраке дно воронки казалось черным, как ночная тень. Мы решили отложить погребение наших запасов до утра.

Свежее солнечное утро было наполнено треском насекомых и птичьим щебетом. В тростниках еще прятался туман.

Дно воронки, к моему величайшему удивлению, оказалось заполненным водой. Она уже успела отстояться и превратиться в сумрачное колодезное зеркало. Сначала я подумал, что ночью прошел дождь, но все вокруг было сухо. Откуда же тогда вода?