Джейми мне нравится, но он такой скучный, такой нецивилизованный — я хочу сказать, неотесанный, больше ничего, — он ни разу не был в Париже и только и может говорить что про свою Шотландию, да Струанов, да Гонконг. Интересно, могла бы я настоять, если... Она зачеркнула это и исправила на когда мы поженимся... Её ручка замерла в нерешительности. Мы с Малкольмом станем проводить по нескольку недель в Париже каждый год — и наши дети будут воспитываться там. Разумеется, в католической вере.

Мы с Андре говорили об этом вчера, о том, что я католичка, — он очень добр и снимает с моей души все проблемы и тревоги, как это неизменно делает его музыка, — и о том, что миссис Струан кальвинистская протестантка, и что мне следует говорить, если об этом зайдет речь. Мы тихо беседовали — о, я так рада, что он мой друг и предупредил меня об отце, — вдруг он приложил палец к губам, подошел к двери и распахнул её. Эта старая ведьма А Ток, ама Малкольма, подслушивала и едва не ввалилась в комнату. Андре немного говорит на кантонском, и он отослал её прочь.

Когда позже днём я встретилась с Малкольмом, он долго и смиренно извинялся. Это пустяки, сказала я, дверь была незаперта, моя горничная, как и подобает, находилась в комнате вместе со мной, но если А Ток хочется шпионить за мной, пожалуйста, скажи ей, пусть постучится и входит. Признаюсь, я держалась несколько отчужденно и была холодна с Малкольмом, а он был готов буквально вывернуться наизнанку, чтобы угодить мне и успокоить, но именно такие чувства я сейчас испытываю, хотя, должна также признаться, и Андре советовал мне вести себя именно таким образом, пока о нашей помолвке не будет объявлено всем.

Мне пришлось попросить Андре — боюсь, именно пришлось — ссудить меня деньгами. Я чувствовала себя ужасно. Впервые в жизни я вынуждена была обращаться к кому-то с такой просьбой, но мне отчаянно нужны хоть какие-то деньги. Он был очень любезен и согласился принести мне завтра двадцать луидоров под мою подпись, этого хватит на неделю или две, чтобы покрыть случайные расходы — Малкольм как будто не замечает, что мне нужны деньги, а я не хотела просить у него...

У меня действительно почти не прекращается головная боль, потому что я беспрестанно ищу какой-нибудь выход из всего этого кошмара. Нет никого, кому я могла бы полностью довериться, даже Андре, хотя пока что мне не в чем его упрекнуть. С Малкольмом каждый раз, когда начинаю свою заранее отрепетированную речь, я, ещё и рта не открыв, уже знаю, что мои слова прозвучат вымученно, грубо и ужасно, поэтому замолкаю.

«В чем дело, дорогая?» — спрашивает он.

«Нет, ничего», — говорю я, а потом, когда оставлю его и запру свою дверь, я плачу и плачу в подушку. Мне кажется, я сойду с ума от горя — как мой отец мог так лгать, так обманывать меня, украсть мои деньги? И почему Малкольм не может дать мне кошелек, не дожидаясь, пока я попрошу его об этом, или не предложит мне какие-то деньги, чтобы я могла сначала притвориться, что отказываюсь, а потом с радостью принять их? Разве это не обязанность мужа или жениха? Разве не долг отца защищать свою любимую дочь? И почему Малкольм все ждет и ждет и не объявляет о нашей помолвке? Неужели он передумал? О Боже, не допусти этого...

Анжелика перестала писать, потому что слезы полились снова. Одна из них упала на раскрытую страницу. Она опять вытерла глаза, сделала несколько глотков воды из стакана, потом продолжила:

Сегодня я поговорю с ним. Я должна сделать это сегодня. Единственной доброй вестью пока было то, что британский флагман, ко всеобщей радости, благополучно вернулся в гавань несколько дней назад (мы и в самом деле совершенно беззащитны здесь без военных кораблей). Флагман пострадал и потерял одну мачту, вскоре следом за ним вернулись и остальные корабли, кроме двадцатипушечного парового фрегата под названием «Зефир», на его борту было больше двух сотен. Может быть, с ним все-таки ничего не случилось, я надеюсь, что это так. Здешняя газета пишет, что ещё пятьдесят три матроса и два офицера погибли в этом шторме, тайфуне.

Он был чудовищным, я ещё никогда не видела такой сильной бури. Я дрожала от страха и днём и ночью. Мне казалось, что все здание сейчас так и унесет целиком, но оно оказалось таким же непоколебимым, как Джейми Макфей. Большинство туземных построек попросту исчезли, и было много пожаров. Фрегат «Жемчужина» тоже потерял мачту. Вчера принесли записку от капитана Марлоу: «Я только что узнал о вашей болезни, посылаю вам свои глубочайшие и самые искренние соболезнования, etc».

Я не уверена, что он мне нравится, слишком уж заносчив, хотя мундир выставляет его в самом выгодном свете и удачно подчеркивает его мужские достоинства — для чего, естественно, и придуманы тесные панталоны, точно так же, как мы одеваемся, стремясь показать грудь, подчеркнуть талию, приоткрыть щиколотки. Вчера вечером принесли ещё одно письмо от Сеттри Паллидара, уже второе, новые соболезнования и т.д.

Мне кажется, я ненавижу их обоих. Всякий раз, когда я думаю о них, я вспоминаю об этой преисподней под названием Канагава и о том, что они не выполнили своего долга и не сумели защитить меня. Филип Тайрер по-прежнему находится в миссии в Эдо, но Джейми сказал, что, если верить слухам, Филип должен вернуться уже завтра или через день. Это очень кстати, потому что когда он приедет, у меня есть план, ко...