— Да. — Она позволила молчанию сгуститься, потом, медленно, изложила ему давно продуманный план: — Несколько слов, оброненных вами перед отъездом из дома, навели меня на мысль, господин. Тот маленький золотой рудник в наших северных горах. Я предлагаю увеличить число работников.

— Но ты же много раз говорила мне, что рудник уже раскопан до предела и с каждым годом дает все меньший доход.

— Это так, но вы заставили меня понять, что наши рудокопы не много смыслят в этом деле, и я подумала: там, где есть одна жила, могут оказаться и другие, если у нас будут опытные старатели, которые сумеют отыскать их. Возможно, наши методы устарели. Среди гайдзинов могут оказаться такие люди.

Он посмотрел на неё.

— Как так?

— Я разговаривала с Воняющим Стариком, — это было прозвище пожилого голландца, который много лет назад был купцом на Дэсиме. Его удалось уговорить стать одним из учителей Ёси, а потом, даря ему прислужниц, молодую наложницу и много саке, его удерживали до тех пор, пока возвращение к своим не потеряло для него всякий смысл. — Он рассказал мне о невиданном нашествии людей за золотом в Страну Золотой Горы, о которой вы упоминали. Это было всего тринадцать лет назад, гайдзины всех народов стекались туда, чтобы украсть богатство у земли. Кроме этого, несколько лет назад было ещё одно такое же нашествие в страну далеко к югу от нас — он называл её Землей Ван Димена. В Иокогаме должны быть люди, которые участвовали хотя бы в одном из них. Опытные старатели.

— А если они существуют? — Ёси задумался о Мисамото.

— Я думаю, вам следует предложить им безопасный проезд и половину золота, которое они найдут за один год. Как мне говорили, в Поселении много американцев и искателей приключений.

— Ты хочешь, чтобы гайдзины ходили по нашей земле, шпионили в наших краях? — медленно проговорил он.

Она покачала головой, потом наклонилась вперед, зная, что полностью завладела его вниманием.

— Вновь вы подсказали решение, Ёси-тян. Предположим, вы вступите в переговоры, тайно, с самым богатым торговцем в Иокогаме, тем самым, которого, как вы мне говорили, вы подозреваете в том, что он собирается продать ружья Тёсю, — я согласна, мы любой ценой должны добыть ружья и современные пушки и помешать нашим врагам приобрести их. Предположим, вы предложите ему право на разработку вашего золота, исключительное право. Со своей стороны он берет на себя все вопросы его разведки и добычи. Вы согласитесь принять только одного или двух старателей, без оружия, и конечно же за ними будет установлен тщательный надзор. В обмен на своё исключительное право этот купец поставляет вам определенное количество пушек и ружей в долг, в счет вашей половины найденного в будущем золота, и соглашается продавать ружья и пушки только вам. И никогда Тёсю, Тосе или Сацуме. Вы улыбаетесь, господин?

— А нашим посредником будет Мисамото?

— Без вашей дальновидности, с которой вы нашли и обучили его, все это было бы невозможно. — Она произнесла эти слова с глубочайшим почтением и села прямо, втайне удовлетворенная, слушая его замечания и свои ответы, зная, что он быстро запустит её план в действие, что они как-нибудь раздобудут эти ружья и что он никогда, никогда, никогда не тронет припрятанный ею рис. Потом, совсем скоро, она сможет притвориться усталой и попросит у него разрешения отдохнуть: «Вы тоже должны отдохнуть, господин, после такой чудесной, хотя и изнурительной тренировки...»

Разумеется, он должен отдохнуть, такой прекрасный мужчина, как он, подумала она. А потом — много взвешенных комплиментов, кроткая просьба позволить ей размять его уставшие плечи, понемногу её массаж будет становиться все более интимным, потом вздох-другой, и, не успев оглянуться, он сблизится с ней так, как она только может пожелать. Сблизится так же, как с Койко.

Днём Койко, как предписывали приличия, испросила у Хосаки позволения навестить её , поклонилась ей и поблагодарила, и выразила надежду, что её услуги приятны великому повелителю, и сказала, что для неё большая честь быть среди его домашних даже на короткое время. Они поговорили немного, и потом она удалилась.

Какая красавица, подумала Хосаки без ревности или зависти. Время от времени Ёси имеет право на игрушку, как бы дорого она ни обходилась. Их красота так хрупка, так недолговечна, и жизнь их полна печали — воистину вишневый цвет, опадающий с Дерева Жизни. Мир мужчины настолько физически привлекательнее, чем наш. И-и-и-и, иметь возможность перелетать с цветка на цветок, не зная страданий и забот.

Если бы наказание за самую малую вольность в поведении с нашей стороны не было столь мгновенным и жестоким, женщины задумывались бы об этом гораздо чаще. Разве не так? Почему бы и нет? Если действовать осторожно.

Иногда, когда Ёси был в отъезде, мысль о такой огромной опасности и немедленной смерти становилась для неё почти непреодолимым афродизиаком. Глупо, за столь мимолетное наслаждение. Или нет?

Она ждала, наблюдая за ним, тепло светясь изнутри, обожая жизнь, самую захватывающую из всех игр, пока разум его гудел, переполненный вариантами её плана и тем, как ему использовать своё творение, Мисамото.

Я примусь за дело немедленно, думал он. У Хосаки хороший ум, и она очень удачно составляет мои мысли в единое целое. Но, и-и-и-и, выговорить такое про мальчишку было в высшей степени бака, насколько оправданным государственным актом ни казалось бы подобное действие. Женщины лишены всякой утонченности.

Этим же утром раздался жизнерадостный стук в дверь, и в комнату вплыла Анжелика, вся цветущая, живое воплощение здоровья, в новом шикарном наряде: бледно-лиловом платье, зонтик от солнца, шляпка с перьями, перчатки, легкая шаль на плечах.

— Здравствуй, моя любовь, привет, Джейми, как вы сегодня себя чувствуете? О, Малкольм, я так довольна, что вижу тебя. — Она наклонилась к кровати и нежно поцеловала его. — О, ch'eri, как я по тебе скучала. Милый мой бедняжка, — продолжала она почти без остановки, — доктор Хоуг сообщил мне, что ты провел скверную ночь, несчастный ты мой, и не сможешь пойти сегодня на вечеринку к сэру Уильяму, поэтому я подумала, что загляну к тебе просто так и посижу с тобой до обеда.