Глафира Фирсовна. Чудесно, брат.

Лавр Мироныч. Опять же об музыке беспокоюсь. Приятно, дяденька, полный оркестр иметь, и чтоб настоящие артисты были. За ужином увертюру из «Аиды»; потому вещь новая. А ежели «Морской разбойник Цампа», так это довольно обыкновенно.

Флор Федулыч. Я еще помню, когда из «Лодоиски» играли и из «Калифа Багдадского».

Лавр Мироныч. А в заключение «Барыню», и человек двенадцать вприсядку пускались. Прошли, дяденька, те времена. Европа-то бы от нас недалеко ушла, кабы у нас, у людей со вкусом, побольше капиталу было.

Глафира Фирсовна. Ты отсюда куда же?

Лавр Мироныч. К Бутырской заставе в оранжерею.

Глафира Фирсовна. Ну, мне не по дороге.

Флор Федулыч. Не беспокойтесь, я вас доставлю.

Лавр Мироныч. Дяденька, честь имею кланяться; Глафира Фирсовна, равномерно и вам. (Уходит.)

Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, потом Михевна.

Глафира Фирсовна. Люблю молодца за обычай! Удивит Москву Лавр Мироныч.

Флор Федулыч. Да уж он давно удивляет: задает пиры, точно концессию получил.

Глафира Фирсовна. С деньгами-то не мудрено; а попробуй-ка без денег шику задать! Тут очень много ума нужно.

Флор Федулыч. Да-с, уж либо очень много ума иметь, либо совсем не иметь ни ума, ни совести. Вы зачем же собственно к Юлии Павловне пожаловали?

Глафира Фирсовна. Рассказать ей про друга-то хотела.

Флор Федулыч. Какую же в этом надобность вы находите?

Глафира Фирсовна. Ах, боже мой, какую надобность!… Вы, Флор Федулыч, стало быть, женской натуры не знаете. Поди-ка, утерпи! Так тебя и подмывает, да чтоб первой, чтобы кто другой не перебил.

Флор Федулыч. Нет, уж эту неприятную обязанность я на себя возьму-с.

Глафира Фирсовна. Опять же и то любопытно посмотреть, как она тут будет руками разводы разводить да приговоры приговаривать. Ведь ишь ты, подвенечное платье поехала заказывать, а тут вдруг удар. Этакого представления разве скоро дождешься?

Флор Федулыч. Нет, уж вы не извольте беспокоиться, из чужого горя для себя спектакль делать. Ежели не взять осторожности, так может быть вред для здоровья Юлии Павловны. Поедемте, я вас подвезу немного, а через четверть часа я заеду сюда опять, чтобы, сколько возможно, успокоить их.

Глафира Фирсовна. А я к ней вечерком заеду понаведаться.

Из передней входит Михевна.

Михевна. Уезжаете? Как же сказать-то, Флор Федулыч?

Флор Федулыч. Ничего не говорите. Я заеду-с.

Флор Федулыч и Глафира Фирсовна уходят.

Михевна. Разъехались, и слава богу. Того и гляди приедет Вадим Григорьич; что хорошего при чужих-то? Стыд головушке.

Звонок.

Вот он, должно быть, и есть, либо сама.

Входит Дергачев.

Михевна, Дергачев.

Дергачев. Дома Юлия Павловна?

Михевна(махает рукой). Нету дома, нету, нету.

Дергачев. Ну я подожду, хорошо, я подожду.

Михевна. Да чего ждать? Шли бы.

Дергачев. Как шли бы? Это странно! Мне нужно.

Михевна. Да вы приятель Вадима Григорьича или сродственник ему доводитесь?

Дергачев. Ну, приятель, друг, как хочешь.

Михевна. Так мы его самого ждем; а уж вы-то тут при чем же? Еще кабы сродственник, так не выгонишь, потому свой; а коли посторонний, так бог с тобой! Шел бы в самом деле домой, что уж!

Дергачев. Да коли я говорю, что у меня дело есть.

Михевна. Ну, какое дело! Обыкновенно, съесть что-нибудь послаще, винца выпить хорошенького, коли дома-то тонко. Как погляжу я на тебя, ты, должно быть, бедствуешь: все больше, чай, по людям кормишься.

Дергачев. Что говорит, что говорит! Ах!

Михевна. Так, милый человек, на все есть время. Вот будет свадьба, так милости просим, кушайте и пейте на здоровье, сколько душа потребует, никто тебя не оговорит! Нам не жалко, да не ко времени.