Герцог круто обернулся.

— Это еще что! Нечего хорониться за моей спиной! — орал герцог. — Почему собака на цепи?

— А так что я посадил ее на цепь, сэр. Она раздирает и раздергивает проволочную сетку. Я десять раз чинил, но каждый день она опять принимается за свое. Вы мне приказали крепко держать ее на запоре, и чтобы…

— Насчет цепи я не приказывал. У меня еще ни одна собака не сидела на цепи, поняли?

— Да, сэр.

— Так не забудьте. Ни одна собака… никогда!

Герцог снова круто повернул, едва не отдавив Присцилле ноги. Он посмотрел на нее сверху вниз, потому что она дергала его за рукав.

— Дедушка, у нее неважный вид. Она мало двигается. Что, если мы станем брать ее с собой на прогулку? Она такая красивая!

Герцог покачал головой:

— Нельзя, дорогая. Она тогда будет не в форме.

— Не в форме?

— Именно. Ее готовят на выставку. Она должна взять первый приз. Если мы станем брать ее с собой, дадим ей дико носиться, она наберет… уф!.. наберет репья в шерсть, и «гамаши» у нее издерутся и попортятся. Нельзя, понимаешь?

— Но ведь ей же нужно двигаться?

Они оба смотрели на собаку за решеткой. Лесси стояла, не удостаивая их взглядом, точно она королева, а они существа, стоящие настолько ниже, что она их и не замечает.

Герцог поскреб подбородок.

— Да. Ей надо дать возможность больше двигаться, вот что я сказал бы. Хайнз!

— Да, сэр?

— Ей нужно гулять. Позаботьтесь, чтобы она каждый день выходила на прогулку.

— Она опять попробует сбежать, сэр.

— Возьмите ее на сворку, идиот вы! Вы сами будете ее прогуливать. Для моциона. Мне нужно, чтобы собака была в самом лучшем виде.

— Слушаю, сэр.

Герцог с Присциллой повернули к дому. Хайнз посмотрел им вслед. Едва они исчезли из виду, он яростно надел шапку. Он утер рот тыльной стороной руки, потом обратился к собаке.

— Значит, вам нужно гулять, сударыня, да? — сказал он. — Так! Я еще должен водить вас на прогулку. Только этого мне не хватало!

Но собака не обернулась на его голос. Она стояла, натянув до отказа цепь, и глядела по-прежнему прямо вперед — глядела на юг.

Это совершило присущее Лесси чувство времени — то странное чувство, что с точностью говорит животному, который час.

Случись это в другое время дня, возможно, Лесси последовала бы навыку всей своей жизни — подчиняться слову приказа — и вернулась бы к Хайнзу, как только он приказал. Но она не вернулась.

Это произошло во время одной из нововведенных прогулок. Лесси, как всегда, послушно шла за Хайнзом, держась у его ноги. На Лесси был ошейник, но она не натягивала поводок, забегая вперед, и не отставала настолько, чтобы он сам на ней натягивался. Она шагала, как положено благовоспитанной собаке, держась у левой пятки, а головой почти касаясь Хайнзова колена.

Все шло отлично, лучше и пожелать нельзя, но только Хайнз не забывал своей досады на то, что он и сам принужден совершать моцион, чтобы Лесси была в надлежащем состоянии. Ему хотелось вовремя прийти домой к чаю, и еще ему хотелось показать Лесси, «кто тут хозяин».

И вот он ни с того ни с сего, безо всякой надобности натянул поводок.

— А ну, иди живей! — гаркнул он.

Лесси почувствовала, что ее дернуло за шею, и приостановилась. Она просто была несколько озадачена. По давней выучке она знала, что делала все в точности так, как от нее ждали.

И все же этот человек, очевидно, ждал чего-то еще. Она не знала твердо, чего именно.

И вот в эту секунду нерешительности она чуть замедлила шаг. Хайнз это отметил чуть ли не с радостью. Он обернулся и дернул поводок.

— Иди ж, иди. Иди, раз тебе говорят! — закричал он.

Лесси попятилась перед угрозой в его голосе. Хайнз дернул опять. Лесси поступила так, как поступила бы каждая собака: уперлась на поводу и опустила голову.

Хайнз потянул еще крепче. Ошейник соскользнул через узкую голову собаки.

Лесси была на свободе!

В ту долю секунды, когда Хайнз это увидел, он повел себя согласно своей природе — и вразрез своим знаниям опытного собачника. Он сделал прыжок, чтобы схватить Лесси. А этого-то и не следовало делать. Потому что она инстинктивно отскочила, чтобы увернуться от него.

Своим поведением Хайнз достиг только одного: для Лесси стало ясно, что она хочет держаться от него подальше. Заговори он с ней в обычном тоне, она, может быть, подошла бы к нему. В самом деле, если бы он просто сказал ей: «К ноге!» — она, может быть, пошла бы за ним обратно в свою клетку, ничем не связанная, лишь на поводу привитого ей навыка подчиняться человеку.

Все же Хайнз был опытным собачником и все понял — понял, что сделал грубую ошибку и что, если позволит себе еще одно угрожающее движение, он еще больше отпугнет собаку. И тут он попробовал сделать то, с чего должен был начать.