Тут Джо поднял взгляд на отца, который как будто потупился, а сам краешком глаза поглядывал на сына. И отец поднял руку и с комической важностью приложил палец к носу.

Этот жест имел свое тайное значение. Он означал:

«Ты на женщин, Джо, не обижайся. Нелегко км приходится — сиди дома и только знай, что мой, да скреби, да стряпай с утра до ночи, вот они и бранятся, чтоб отвести душу, а мы должны молчать, пока они не выпустят пары. Но мы-то знаем, что на самом деле они ничего плохого не думают, мы, мужчины, это знаем — на то мы и мужчины!»

Отец улыбнулся, Джо тоже: и стало вдруг так смешно при мысли об этом новом братстве мужчин, позволяющих женщинам браниться, что Джо засмеялся. Он смеялся все громче и громче, пока мать не обернулась:

— Ага, ты надо мной смеешься! Ну-ну, я тебя проучу! Вот всыплю тебе как следует!

И она принялась ловко стегать его посудным полотенцем. Джо перекувырнулся.

— Да я не над тобой смеялся, мама!

— А над кем ты смеялся?

— Я над отцом — он состроил такую смешную гримасу!

Миссис Керраклаф обрушилась на мужа:

— А, так это ты? Ну-ну, всыплю сейчас и тебе!

Но, только она подошла, Джо увидел, как отец протянул большие сильные руки и одною стиснул матери лоснящиеся запястья, а другою обхватил ее обширный стан, и миссис Керраклаф оказалась в плену. Тогда отец поглядел на Джо и улыбнулся:

— Погляди на нее, Джо. Кто у нас самая красивая женщина на весь поселок?

— Моя мама, — смело сказал Джо, нисколько не покривив душой.

По лицу миссис Керраклаф прошел светлый луч.

— Оба хороши! — сказала она. — Что один, что другой — вы одной породы. Вы оба это говорите, чтобы ко мне подластиться.

— Нет, мальчик ответил честно и прямо на прямой вопрос. И потом… ты же и впрямь красивая…

— Ладно, пусти меня, Сэм Керраклаф. Я еще не кончила вытирать посуду!

Но отец все не хотел отпустить ее. Оба смеялись. И это было тоже совсем как раньше — его отец и мать снова такие счастливые.

Джо наклонил голову к собаке и забыл о них.

— Ты моя Лесси, ты пришла домой, — напевал он.