2. Постепенное расширение прав государства или, если угодно, той общины, которая заменит государство и бу­дет отличаться от него лишь названием;

3. Передача государству земли, капиталов, промышленности и предприятий всякого рода, т. е. отчуждение их от нынешних владельцев в пользу общины;

4. Уничтожение свободной конкуренции и уравнение заработной платы.

Очевидно, осуществление первого пункта возможно, и можно признать, хотя это еще совсем не доказано, что попытка передавать каждому поколению в общине избыток богатств, собранных прошлыми поколениями, и тем избегнуть образования денежной аристократии, иногда более тяжелой и гнетущей, чем старый феодальный строй, представит некоторые преимущества или, по крайней мере, явится актом справедливости.

Что касается других положений и, в особенности, прогрессивного расширения прав государства, результатом чего явилось бы уничтожение свободной конкуренции, а затем и уравнение заработка, то проведение их в жизнь повело бы лишь к разорению страны, так как такие меры, несовместимые с естественным порядком вещей, поста­вили бы допустивший их у себя народ в положение, явно не выгодное относительно его соперников, и вскоре заста­вили бы его уступить им место. Мы не говорим, что этот идеал неосуществим, так как уже показали, что некоторые народы все более и более стремятся к постепенному расширению роли государства; но мы также видели, что ис­ключительно благодаря этому обстоятельству эти нации вступили на путь упадка.

Итак, мечта социалистов может еще осуществиться относительно этих разных пунктов, и именно по образцу, указанному английским писателем Киддом:

«В наступающую эру неустанные и продолжительные усилия народов добиться социального равенства в борьбе за существование, а также равенства политических прав вместо ограничения вмешательства государства неизбежно вызовут постепенное распространение этого вмешательства почти во все стороны нашей общественной жизни. Нужно ожидать, что это стремление к регламентации, к контролю, к ограничению прав богатства и капитала уси­лится до того, что само государство возьмет на себя эти права во всех тех случаях, когда будет доказано, что остав­ление их в частных руках идет вразрез народным интересам».

Социалистический идеал в совершенстве сформулирован в этих строках. Когда видишь, что такую программу принимают просвещенные умы, то сразу постигаешь, какие успехи сделали идеи социалистов и какое они оказали разрушительное влияние.

В этом особенно и заключается их опасность. Современный социализм — гораздо более умственное настроение, чем доктрина. Он является столь угрожающим не вследствие сравнительно еще очень слабых изменений, проис­шедших под его влиянием в душе народа, а вследствие произведенных им уже весьма значительных изменений в душе правящих классов. Современная буржуазия уже не уверена в законности своих прав. Впрочем, она ни в чем не уверена и ничего не может защищать; она поддается всяким россказням и трепещет перед самыми жалкими болту­нами. Она лишена той твердой воли, той дисциплины, той общности чувств, которые служат связующим цементом обществ, и без которых до сих пор не могло существовать ни одно человеческое сообщество.

Верить революционным инстинктам толпы — значит быть жертвой самой обманчивой внешности. Возмущения толпы не что иное, как бешеные порывы одной минуты. Под влиянием свойственных ей консервативных инстинк­тов, она скоро возвращается к прошлому и сама требует восстановления идолов, разрушенных ею в момент взрыва своих страстей. История Франции уже сто лет как твердит нам об этом на каждой странице. Едва наша революция окончила дело разрушения, как почти все, что она ниспровергла — учреждения политические и религиозные — все было немедленно восстановлено под новыми названиями; только что отведенная в сторону река вновь потекла по прежнему руслу.

Социальные перевороты никогда не начинаются снизу, а всегда — сверху. Разве нашу великую революцию про­извел народ? Конечно, нет. Он никогда бы о ней и не думал. Она была спущена с цепи дворянством и правящими классами. Эта истина многим покажется несколько новой, но она станет общепонятной, когда психология менее элементарная, чем та, которой мы обходимся теперь, разъяснит нам, что внешние события всегда являются следст­вием некоторых безотчетных состояний нашего духа.

Мы знаем, каково было в момент французской революции состояние умов, которое на наших глазах повторяется вновь: трогательный гуманитаризм, который, начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной. Это самое настроение, с виду столь безобидное, в действительности столь опасное, вскоре привело к расслаблению и разложе­нию правящих классов. Они не имели больше веры в себя и, как справедливо заметил Мишле, сами оказались вра­гами собственного дела. Когда ночью 4 августа 1789 г. дворянство отреклось от своих привилегий и вековых прав, революция свершилась. Народу оставалось лишь следовать в указанном ему направлении, и тут он, как всегда, до­шел до крайностей. Он не замедлил отрубить головы честным филантропам, которые так легко отказались от само­защиту. История не выразила к ним почти никакого сожаления. Однако они заслуживают снисхождения со стороны философов, привыкших определять отдаленные причины наших поступков. В самом деле, могло ли еще дворянство защищать те права, от которых оно так легко отказалось? Под влиянием теорий и речей, накопившихся за целый век, верования постепенно изменились. Идеи, постепенно овладевшие правящими классами, приобрели, наконец, такую власть, что их было уже невозможно оспаривать. Силы, создаваемые нашими бессознательными стремле­ниями, всегда непреодолимы. Разум не знает их, а если бы и знал, то ничего не мог бы сделать против них.

А между тем эти темные и верховные силы и являются настоящими двигателями истории. Человек действует, а они его направляют и часто — совсем наперекор самым очевидным его интересам. Эти-то таинственные нити и двигали всеми этими блестящими марионетками, о слабостях и подвигах которых рассказывают нам книги. Благо­даря отдаленности их эпохи, мы часто знаем лучше, чем знали они, самые сокровенные причины их действий.

Опасность настоящего момента лежит в бессознательной работе нашего духа, создаваемой различными влия­ниями. Мы снова охвачены теми же чувствами болезненного гуманитаризма, который дал уже нам революцию, самую кровавую в истории, террор, Наполеона, гибель трех миллионов людей и страшное нашествие, вызванное его наследником. Какую услугу оказало бы человечеству благодетельное божество, которое уничтожило бы гибельную расу филантропов и, уж заодно, не менее гибельную породу болтунов!

Но опыта, сделанного сто лет назад, оказалось недостаточно, и возрождение этого самого смутного гуманита-ризма, — гуманитаризма слов, а не чувств, гибельного наследия наших старых христианских идей, — стало самым серьезным фактором успеха современного социализма. Под его разлагающим и бессознательным влиянием правя­щие классы потеряли всякую веру в справедливость своего дела. Они все более и более уступают вожакам, требова­ния которых расширяются по мере уступок. Эти вожаки будут удовлетворены лишь тогда, когда возьмут у против­ников все — и состояние и жизнь. Историку будущего, когда он узнает разрушения, причиненные нашей слабо­стью, и распадение цивилизаций, которые мы так плохо защищали, будет очень легко показать, насколько неизбеж­ный заслуженны были эти бедствия.