— Он живет далеко-далеко, в большой стране, которая называется Советский Союз. Раньше мы с тобой тоже жили там, но мои родители тяжело заболели, и нам пришлось вернуться в Латвию. Это было восемь лет назад, в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Твоего дедушку Ояра придавило деревом на лесозаготовках, а бабушка надорвалась, таская с хозяйского поля тяжелые валуны. Оба они умерли. Мы перебрались в Ригу. Добрые люди устроили меня на завод «Вайрогс». Вот с тех пор мы и живем вдвоем, ты да я…

— А почему мы не вернулись к папе? — этот вопрос Янис задавал обязательно, хотя заранее знал ответ.

— Так уж получилось, — низкий красивый голос Лилии звучал грустно. Она гладила Яниса по голове сильной, горячей рукой. И больше он ничего не мог от нее добиться.

На стенке в деревянной рамке висела фотография молодого мужчины. Темные глаза смотрели яростно и требовательно, но в то же время словно усмехались. Каждое утро, встав с кровати, Янис подходил к портрету, смотрел на отца, и в мозгу всплывало смутное воспоминание. Купе железнодорожного вагона. За окном стремительно проносятся белые поля. В полумраке всхлипывает женщина и звучит незнакомый гортанный голос. А может, это было вовсе и не воспоминание, а сон, когда-то приснившийся Янису.

Звали отца необычно: Сурен. На улице Пернавас, где жили Янис и Лилия, ни у кого не было такого имени. Улица Пернавас находилась недалеко от воздушного моста и от завода «Вайрогс», где мать работала в литейном цехе. Дома здесь были опрятные, хотя и старые. Тротуары каждый день аккуратно подметались дворниками. В этом районе жили рабочие. Они зарабатывали мало денег, но не хотели, чтобы их считали бедняками, и старались одеваться чисто. Дети играли во дворе причесанные и умытые, а молчаливые, озабоченные женщины вежливо кланялись друг другу, встречаясь в лавках или на лестнице. Все мужчины были знакомы между собой и по воскресеньям подолгу беседовали в крохотном кафе и выпивали по кружке пива. Жизнь на улице Пернавас текла мирно и размеренно, но иногда все изменялось за какой-нибудь час. На рассвете как-то по-особенному тревожно и тоскливо кричали гудки заводов. Люди с суровыми лицами выходили из домов и строились в колонны. По окраине, словно холодный ветер, проносилось короткое и резкое, точно удар кнута, слово «забастовка». На тротуарах появлялись многочисленные фигуры полицейских. В такие дни Янис и Лилия не покидали своей комнаты.

Они жили не в пятиэтажном заводском здании, а в отдельном маленьком домике, выстроенном в глубине темного двора. Этот домик Лилия купила, приехав в Ригу, на деньги, оставшиеся после продажи родительского имущества. По вечерам после работы она без конца прибирала маленькую комнатку и тесную кухню, почти никогда не показываясь во дворе, где женщины из большого дома, собравшись в кружок, обсуждали заводские новости. Лилия была замкнутой, не вмешивалась в дела, которые ее не касались, но соседки относились к ней хорошо потому, что она не оставалась равнодушной к чужому горю. У нее часто брали деньги в долг до получки, и Лилия никому не отказывала, хотя самой иногда не хватало на хлеб.

И все же до конца своей на улице Пернавас она так и не стала. Близких подруг у нее не было, возможно, потому, что Лилия и Янис жили сами по себе, на собрания забастовщиков не ходили и не участвовали в первомайских демонстрациях. С ней не делились секретами, но не осуждали за то, что она держится особняком: что требовать от одинокой женщины, да еще с ребенком! На ее месте, верно, любая дорожила бы своей работой и избегала портить отношения с полицией и с начальством…

Во всех этих сложных вещах Янис долгое время не разбирался. Мать казалась ему самой умной, доброй и красивой на свете! У них было общее увлечение, о котором никто не догадывался. Каждое воскресенье они просыпались затемно и ехали за город. Окрестности Риги были исхожены ими вдоль и поперек. Лилия брала из дому кожаную сумку с продуктами. Утомившись от беготни по лесу и от купанья в море, собрав цветы, они отдыхали на полянке и закусывали ломтем хлеба и крутыми яйцами. Смешно, что для такой скудной трапезы мать брала большую сумку, но другой у нее не было, и Лилия никогда не позволяла Янису нести сумку даже после того, как в той не оставалось продуктов.

Обычно неразговорчивая, в лесу Лилия словно перерождалась. Она с увлечением рассказывала Янису о травах, цветах и деревьях, вспоминала о теплом Черном море и о маленьком прекрасном городе, где познакомилась со своим будущим мужем, после того как приехала из Латвии.

— А почему ты уехала отсюда? — спросил как-то Янис.

Прежде чем ответить, Лилия долго размышляла.

— Ты уже большой, — ласково и задумчиво сказала она, перебирая светлые волосы сына своими тонкими и сильными пальцами. — Пожалуй, пора тебе кое-что узнать… Видишь ли, много лет назад в Латвии была Советская власть, как в России. Рабочие сами управляли заводами, а батраки бесплатно получили землю. Крестьяне из нашей деревни сожгли замок немецкого барона и прибили на домах красные флаги. Я была молодая и тоже ходила с красным флагом и пела революционные песни. Но кончилось тем, что пришли солдаты и всех, кто участвовал в захвате баронской земли, расстреляли. Мне удалось убежать. Я много дней пряталась в лесу, надеясь, что Советская власть вернется. Но она не вернулась. И друзья помогли мне уехать в Россию.

— Значит, я родился в Советском Союзе?

— Да… Но о нашем разговоре не стоит никому рассказывать. Полиция, конечно, знает, кто мы такие. С тех пор прошло слишком много лет, и они обо мне хорошего мнения, но лучше, если не будет лишних сплетен…

Гуляли они и зимой. Только одевались потеплее да брали с собой лыжи. Голубой снег был еще красивее, чем пестрый ковер цветов на лесных полянах, а костер грел ничуть не хуже, чем июльское солнце.

Одно лишь не нравилось Янису — то, что Лилия каждый раз оставляла его одного на час или на два, а сама уходила куда-то, запрещая следовать за собой. Возвращалась она обычно возбужденная, радостная, словно встретилась с хорошими друзьями. Однажды Янис, нарушив запрет, пробрался вслед за матерью. Навстречу Лилии из-за кустов появился высокий белобрысый мужчина в плаще, что-то передал и тотчас же ушел, а мать села на пень и открыла сумку. Но тут Янис наступил на ветку. Лилия увидела его и грустно сказала:

— Разве так поступают порядочные люди?

Она сердилась долго: целую неделю. С тех пор Янис не пытался выяснить, куда она уходит. Он уже подрос и понял, что, наверно, у матери, как у многих женщин, есть знакомый, о котором она не хочет никому рассказывать. Он наслушался таких историй на улице. Открытие было неприятным, но Янис решил, что этот чужой мужчина, конечно, очень хороший человек, раз матери интересно с ним дружить…

Никогда Янису не приходило в голову, что мать может быть в чем-нибудь не права. Все, что она делала, было хорошо. Но однажды Лилия поступила несправедливо, и это потрясло Яниса куда больше, чем встреча в лесу. Совершенно неожиданно Лилия запретила сыну вступить в пионерский отряд, созданный при клубе левых профсоюзов. Полиция разрешила ребятам в дни рабочих праздников надевать красные галстуки и вместе с родителями участвовать в демонстрациях. Конечно, все мальчишки и многие девочки с улицы Пернавас тотчас же записались в пионерский отряд. По субботам они собирались в клубе левых профсоюзов и разучивали революционные песни и стихи.