Но он не стал утруждать себя размышлениями на эту тему. Моя маленькая сестричка Аврора Бореалис, красавица с черными волосами и голубыми глазами, с веснушками на симпатичном лице, как у моей бывшей знакомой «Молочной Королевы», становилась предметом издевок других детей из-за своего имени. В чем она была виновата? Ни в чем. Как ни в чем не была виновата моя мама, у которой диагностировали страшную болезнь. Как ни в чем не были виноваты и мы, получившие Лео.

Я думал, что забочусь о своих сестрах, удерживая одну из них от улицы, а вторую — от мамы, которой и без того трудно. Моя мама думала, будто она спасает нас, говоря, что у нее все великолепно. Кейси, лучшая мамина подруга, думала, что она спасает маму, когда шепчет угрозы придушить Лео. Дедуля и бабуля Штейнеры думали, что они спасают мою маму, когда готовили вермишелевый суп, приводили в порядок лужайку перед домом или когда надумали продать свой дом во Флориде. Мой отец думал, что он спасает ситуацию, когда притворялся, будто работа доводит его до нервного истощения, хотя попросту хотел сбежать. Его не устраивала семейная жизнь, которая предполагала заботу о детях, то есть о нас. Все старались изо всех сил, пытаясь вести себя, словно ничего не происходит, а это означало, что Кара и я фактически были предоставлены сами себе. И мы были не против. Именно поэтому у нас появилась возможность однажды залезть в компьютер к отцу и узнать все, что могло остаться для нас за семью печатями, если бы никто не притворялся, будто ничего не происходит.

В конце концов, вышло так, что никто не спасся и мы оказались незащищенными, как в открытом поле во время грозы.

Излишек багажа

От Джей А. Джиллис

«Шебойган Ньюс-Кларион»

— У вас девочка! — воскликнула акушерка.

Хотя мы знали об этом заранее (к сорокадвухлетним мамам проявляют особое внимание, заставляя проходить УЗИ), мы не могли поверить тому, что нам было явлено это крохотное чудо. Я не видела ничего более совершенного. Я забыла обо всем. Я ведь сотворила эту маленькую жизнь для того, чтобы удержать своего мужа в семье, и эта мысль наполнила меня угрызениями совести. Я поцеловала ее в макушку и прошептала: «Я очень хотела тебя. Для себя. Ты мое сокровище».

Лео и я взялись за руки, стоя у кроватки нашей малютки в родовой палате. Вошли Гейб и Каролина, ужасно смущенные от осознания того, что их родители, оказывается, делают «это». Они держали свою сестру несколько неуклюже, как часто бывает с людьми, в первый раз имеющими дело с младенцами: и Гейб, и Каролина, от природы грациозные и раскованные, вдруг превратились в двух напряженных существ с оттопыренными, как у кузнечиков, локтями. Их переполнял благоговейный страх.

— Ничего себе, мама, — вымолвил Гейб.

— Она симпатичная, — произнесла Кара. — У нее даже волосы есть.

Момент для семейного альбома.

Затем Лео объявил имя девочки, и мы все посмотрели на него так, словно он потерял контроль над управлением автомобилем.

Если ожидание Авроры было событием из того же ряда, что и мое фиаско в балетном классе, то само ее появление на свет стало для Лео сигналом к добровольной разлуке. До этого он словно жил по привычке, а может, его сдерживали остатки чувства ответственности или сила воли, но в один миг произошло необратимое перерождение: он определился с решением. Я не обращала внимания на любовь к свежезарезанным цыплятам, я относилась философски к его увлечению садами-огородами. Мы оба были крайними либералами. Нам было все равно, что о нас подумают другие. Но Аврора Бореалис Штейнер? Каролина не выдержала первой:

— А что это за имя?

— Это мифическое имя, а в науке этим именем определяется северное сияние, которое мы видели в графстве Доур, — объяснил Лео.

— О, — вздохнула Каролина.

— Это из латыни, — вмешался Гейб. — Как ursus arctos horribilis.

— А что это значит?

— Мишка гризли, — ответил Гейб.

— А как мы будем ее называть? — поинтересовалась Кара.

— Наверное, Рори, — произнесла я. Гейб парировал:

— Тогда лучше просто Боря.

Лео провел целый вечер в день ее рождения, склонившись над ноутбуком в больничном кресле и отсылая письма на неизвестные мне адреса. Я беспокоилась, кормила, меняла пеленки и снова беспокоилась.

Из-за чего? Лео по-прежнему был умен, красив и язвителен, разве что жаловаться на жизнь стал еще охотнее, чем раньше. Я думала, он привыкнет к мысли о том, что у него родился еще один ребенок. Он справится, как справлялся до этого со всем остальным, только ему, возможно, понадобится немного больше времени на то, чтобы привыкнуть. Я полагала, что со временем его странности исчезнут, как развеивается дым над погасшим костром. Он достиг почти пятидесятилетнего возраста, осознав, что смертен, но я решила, что он постарается «договориться» со вселенной цивилизованным способом. В конце концов, у многих кризис среднего возраста протекает довольно болезненно. Такое объяснение было простым и логичным. Я преподнесла его Гейбу именно в таком виде. И в тот момент сама верила в то, что говорю. Лео ведь был моим мужем, которого я знала еще со студенческой скамьи. Он был для меня самым лучшим другом. Наш брак насчитывал, как мне казалось, много столетий. Мне также думалось, что люди, встретившиеся в двадцать, только по счастливому стечению обстоятельств могут и спустя много лет похвалиться тем, что остались родственными душами. Я подумала, что у нас будет еще один ребенок, умный и красивый. А имя… Я это переживу. Когда ей исполнится шестнадцать, она благополучно сменит Бореалис на Джейн.