– Они всегда казались мне образцовой парой, но Рут почему-то ревнует к вам Майлза. Вы ведь встречались с ним только один раз – тогда, в аэропорту?

– Да, в Сан-Франциско он чуть не сбил меня с ног, – рассмеялась Пейдж.

Ванс бросил взгляд на часы.

– Занавес поднимается без десяти девять. Нам лучше поторопиться.

Набросив на ее обнаженные плечи горностаевую накидку, он помедлил, указывая Пейдж на огни Нью-Йорка.

– О чем вы задумались? – спросил он.

– Думаю, кто следит за нами сегодня…

Пейдж запомнила этот вечер на всю жизнь. Уже тогда она понимала, что счастлива, что просто светится счастьем, которое делает ее еще более красивой. Ей доводилось уже жить мечтами прежде, и она видела, как они превратились в пустые иллюзии. Теперь, когда она согласилась на эту странную и беспокойную работу, рассчитывая получить от нее совсем мало или вообще ничего, она вдруг поняла, что все ее чувства ожили, что никогда в жизни ей еще не приходилось так ясно видеть, так глубоко переживать.

Но, поскольку ничто в жизни не может быть совершенным, то и над этим чудесным вечером витала своя тень. Хотя Ванс казался довольным и радостным, хотя она понимала, что он любуется ею и даже гордится ею, наслаждается ее присутствием, она замечала в его поведении какую-то странную сдержанность, словно их разделял невидимый барьер, который Ванс не мог или не хотел переступить.

Пьеса оказалась хорошо сыгранной и очень веселой. После театра они отправились танцевать.

На это время Пейдж забыла обо всем, кроме радости настоящей минуты, которую не смогли омрачить даже два пустяковых происшествия, оба из которых случились в тот момент, когда молодая пара собиралась покинуть гостиницу, где они танцевали.

Первое произошло в туалетной комнате, куда Пейдж зашла, чтобы напудриться и расчесать волосы. Глянув в зеркало, она увидела у себя за спиной молодую женщину. Женщина смотрела на нее пристально, словно фотографировала ее черты у себя в памяти, нефритовый кулон она рассматривала особенно внимательно, после чего отвернулась. Инстинктивным движением Пейдж плотнее запахнула на плечах горностаевую накидку, чувствуя, как по спине у нее пробежал холодок. До этой минуты она и не вспоминала, что за ней по-прежнему следят.

Другой случай произошел, когда они выходили из дверей гостиницы.

– Такси, сэр? – спросил швейцар.

Ванс повернулся, и на него налетел молодой человек, который шел следом. Он тут же начал извиняться, но, как показалось Пейдж, делал это слишком долго.

– Не надо такси, – ответил Ванс и повернулся к Пейдж. – Я воспользовался случаем и сам взял машину. Это мой вечер и я не хочу, чтобы он уже закончился. Я подумал, может быть, вы захотите немного прокатиться, поглядеть на огни Манхэттена.

– С удовольствием! – воскликнула Пейдж.

Когда они отъехали от подъезда и влились в поток машин, который в это время был уже не таким плотным, как днем, он спросил:

– Не холодно?

– Все замечательно, – заверила она его. – Ванс?

– Да моя… да, Пейдж?

– Что там произошло, в вестибюле? Тот человек, который будто бы случайно столкнулся с вами?

– О, – рассмеялся Ванс, – я смотрю, от вас ничего не ускользнуло.

Он назвался одним из агентов отдела безопасности, которые присматривают за вами.

– Я почти уже забыла, что за нами присматривают, – сказала она, – хотя там, в туалетной комнате была женщина, которая просто обыскивала меня глазами, словно пыталась запомнить мое лицо, черту за чертой.

Ванс тихо рассмеялся.

– По-моему, в этой гостинице не было человека, который бы на вас не смотрел. Надо сказать, что вы прелесть, мисс Уилберн!

– Спасибо, мистер Купер.

Но тут он опять, казалось, натолкнулся на невидимый барьер и замолчал. Они мчались по ночному городу, ветер холодил ее лицо и развевал волосы.

Мало-помалу они снова разговорились. Они вспоминали о том, в какие игры играли, когда были маленькими, кем мечтали стать, «когда вырастут», о годах его учения в колледже Дартмут, когда Майлз Форрест был героем класса, о ее жизни в Перу и о ее отце, которого она так любила. Пейдж вдруг поймала себя на том, что в последние дни с Вансом она смеялась больше, чем за много предыдущих месяцев.

Затем они пересекли мост Джорджа Вашингтона и, полюбовавшись на спокойные воды Гудзона, повернулись и поехали обратно, навстречу огням никогда не засыпающего города.