Как именно следует рыцарю объявить о своем прибытии во вражеский замок самым достойным и вместе с тем вызывающим образом? Через несколько секунд я с грустью припомнил, что для этого необходимо иметь особое снаряжение и, в частности, конного пажа, который трубит в свой рог по знаку рыцаря. Но разве изобретательность двадцатого века не позволяет обойтись без пажа и его трубы?

И я опустил локоть на клаксон и оставил его там. Неожиданный трубный рев, звучащий постоянным диссонансом, производил достаточно шума, чтобы разбудить всю округу. Зажмурившись изо всех сил и скрестив пальцы, я страстно пожелал про себя, чтобы жмурики, если они все еще оставались в доме, не услышали, что происходит снаружи. И Джонни Бенарес, и тот амбал даже при жизни выглядели слишком жуткими, подумалось мне.

Одна из плотных штор на окне приподнялась на дюйм примерно через пять секунд после того, как начался весь этот шум. Я подхватил «магнум» правой рукой и поднял его под обрез бокового стекла. Но еще довольно долго ничего не происходило, и нескончаемый рев клаксона уже начал действовать на нервы мне самому. Наконец входная дверь распахнулась, и в ней обрисовалась некая фигура. Я оторвал локоть от клаксона, и неожиданная тишина ударила по ушам сильнее диссонирующего рева.

Женщина, называвшая себя Миднайт и имевшая на самом деле — судя по регистрационной карточке, найденной в бардачке — малоромантическое имя Лаура Триветт, медленно, с трудом передвигая ноги и едва двигая телом, подошла к машине. Меня это бы озадачило, но постепенно пришло понимание совершенно очевидной причины — страх. Ведь чего меньше всего они могли ожидать, это что уже на следующий день я осмелюсь снова сунуть свою голову в пасть льва.

В тот момент Миднайт могли пугать до смерти самые разные возможности: я мог заманивать ее в ловушку в то время, как окружающие кусты кишели копами, готовыми наброситься на нее, я мог быть маниакальным убийцей, жаждущим мести и ждущим в машине ее приближения, чтобы разрядить в нее в упор оба ствола обреза.

Когда она наконец приблизилась, я обратил внимание на мертвенную бледность ее лица под каскадом глянцевитых черных волос. Ее терновые глаза глядели безучастно и одновременно бдительно. Стильный свитер, грубо связанный из черного мохера, и белые шерстяные брюки обтягивали и выпячивали ее полную, но превосходно сложенную фигуру.

Она остановилась в футе от меня, и я испытал тайное ликование, увидев синяк на густо напудренном подбородке.

— Привет, Миднайт, — небрежно бросил я. — Я приехал вернуть тебе машину.

Ее груди растянули черный мохер, когда она вдруг глубоко вдохнула.

— Хорошо, Бойд. Что вам нужно? — Мягкая томность исчезла из ее шелкового голоса, который напоминал теперь туго натянутую нить на грани разрыва.

— Я тут раздумывал над сделкой, предложенной вами прошлой ночью, — ответил я небрежным тоном, — Может быть, если условия мне подойдут, я пойду на нее.

Природный сатанинский выверт ее полных чувствительных губ стал заметнее, когда ее рот свирепо искривился.

–  Не шутите со мной, Дэнни Бойд! — сердито проворчала она. — Луис держит вас на мушке «винчестера», а Эдди не спускает с вас свой «уэтербай», и у обеих винтовок прекрасные прицелы! Стоит мне лишь шевельнуть рукой, и вы никогда не узнаете, что вас убило!

— Миднайт, дорогуша, — я сладко улыбнулся ей и приподнял на пару дюймов свою правую руку так, что ствол «магнума» лег на край дверцы и уставился ей прямо в живот. — Малейшее подергивание вашей руки обусловит появление у вас второго пупка!

Она задержала дыхание на долгую секунду, потом медленно, с дрожью выпустила воздух.

— О'кей, — коротко кивнула она. — Итак, мы в патовом положении. Скажите же, чего вы хотите на самом деле, и покончим с этим!

— Я вам уже сказал, — устало произнес я. — Сделайте мне достойное предложение, и я стану для вас Джонни Бенаресом и отправлюсь на Средний Запад.

В ее темных глазах засверкала россыпь искр. Пристально разглядывая меня, она проговорила низким голосом:

— Прошлой ночью вы свирепо напали на меня и оставили бездыханной на полу! Потом вы избили одного из моих людей до такой степени, что он долго еще будет страдать от кровоизлияния в мозг. Кончили вы тем, что убили Джада Стоуна. Почему? Все потому, что вы не желали иметь ничего общего с предложенной мной сделкой! — Она оскалилась. — Вы думаете, я настолько глупа, что поверю вам, будто за ночь вы передумали? В последний раз, Бойд, кончайте тянуть и скажите, чего вы хотите на самом деле.

— Прошлой ночью мне не понравилось, как вы все устроили. Мне пришлось мне по душе, что вы похитили мою «пятницу» и держали ее в качестве заложницы, чтобы обеспечить мое участие. Не показалось мне, и как обращались со мной ваши подручные — словно с одного с ними поля ягода! Не приглянулось мне, и как вы начали щелкать пальцами, ожидая, что я буду вздрагивать каждый раз! Не внушило мне расположения и то, как вы отделали Бенареса, превратив его в животное, пресмыкавшееся по малейшему вашему знаку!

— Это и ежу понятно! — огрызнулась она.

— А передумал я за ночь потому, что изменилась вся ситуация, — неспешно объяснил я ей, надеясь, что да нее дойдет каждое слово. — Теперь у вас нет заложницы, с помощью которой вы могли бы меня шантажировать, и теперь вы уже знаете, что ни ваши головорезы, ни зрелище ваших голых ляжек, выплясывающих румбу, не в состоянии поставить меня на четвереньки как вонючую болонку.

— Ну и ну! Вот это парень крутой! Он даже сплевывает настоящими пулями! — Голос ее был так насыщен ненавистью, что она чуть не задохнулась. Видимо, мое саркастическое замечание по поводу ее ляжек достало ее. И этого она мне не забудет и не простит всю свою — или мою? — оставшуюся жизнь.