Бенони спустился на палубу «Фунтуса», оглядел снасти, посмотрел на небо, словно уже шёл под парусами, проверил компас и карты, смазал ворванью 10 штаги 11 , как следует прибрался в каюте.

Интересно, а почему он только в хорошую погоду наведывался на галеас? Да потому, что наш удалец Бенони делал это не без задней мысли, была у него на то очень хитрая причина, потому как его новая жёлтая клеёнчатая роба в мороз никуда не годилась, она твердела и шла трещинами, но та же самая роба шикарно выглядела на палубе в оттепель, сверкала золотом и богатством, отражаясь в окнах Сирилунна.

— Чего тебе так не терпится меня спровадить? — спросил Бенони у Розы.

— Разве я хочу тебя спровадить? — отвечала она. — Откуда ты это взял?

— На мои глаза так оно и есть.

Она снова сумела его задобрить и восстановить мир. Рассказала, что собиралась уезжать домой, к родителям, но Мак попросил её остаться, подсобить в лавке, когда начнётся большая рождественская торговля. Рассказала она также, что посоветовала Маку обратиться и к Бенони, чтоб тоже помогал.

— Ничего он меня не просил...

— Ещё попросит, сегодня... Теперь ты сам видишь, что я никуда не собиралась тебя спроваживать.

Бенони затрепетал словно мальчишка от таких ласковых слов, обхватил Розу руками и поцеловал в третий раз — не сказать, чтобы много.

— Тебя потрогать — всё равно как цветок, — сказал он.

Мак и впрямь попросил его о помощи перед Рождеством. Пусть делает, сколько найдёт нужным, а главное, пусть приглядывает за всем и будет ему, Маку, правой рукой. В конце разговора Мак опять спросил насчёт расписки.

— Я её целый день проискал, но так и не нашёл, — отвечал Бенони.

— Так и не нашёл?

— Я ещё пошарю. Куда-то она задевалась, не иначе... И Бенони запер свой дом и от великой тоски и одиночества пошёл работать в лавку. Вообще-то было даже забавно хозяйничать за этим прилавком, в этих шкафах, которые он хоть и знал сызмальства, но только снаружи. Дело шло к Рождеству, и в лавку с каждым днём заявлялось всё больше народу; а уж перед нижним прилавком, где торговали вином, грязища была страшная с утра до вечера. Бенони подсоблял всюду, где была в том нужда, а сам косил одним глазом на опытных приказчиков, как они всё делают, и перенимал у них то одно, то другое. Даже в языке у него появились всякие торговые словечки, целый день только слышалось: «сорт прима», да «сорт секунда», да «нетто», да «брутто».

Но оба приказчика, прошедших настоящую выучку, с досадой поглядывали на этого чудака, на Бенони-Почтаря, который часто путался у них под ногами, а пользу приносил редко. У них тоже была своя хитрость и свои соображения, покупателей они определяли прямо с порога сразу угадывая, кто за чем пришёл в лавку, поэтому они старались, чтобы Бенони спускался в подвал с теми, кто пришёл за сиропом, либо ворванью, либо листовым табаком, а сами оставались наверху и продавали игрушки, крупу и всякие благородные товары. Поэтому Бенони то и дело надолго оставлял лавку: из-за холода этот благословенный сироп капал в час по чайной ложке.

Роза покамест им не помогала, но однажды в рабочую субботу она всё-таки наведалась в лавку, прошла за прилавок и осталась там. На ней была песцовая шубка, а маленькие ручки были упрятаны в перчатки. И все женщины, какие ни приходили за покупками, её узнавали, и благодарили, и почитали за великую честь, что она их спрашивает, как у них дела. Она тоже не сильна была в торговле и в счёте, а потому и не брала лишних денег за четырнадцать пуговиц в дюжине или за вес с большим походцем.

— Славно-то как, что ты к нам пришла, — сказал Бенони.

Оба приказчика прямо вскипели. Хорошенькая им будет помощь от этой парочки! Лучше бы эти двое и вовсе сюда носа не казали! А теперь вот стоят и разговаривают в аккурат перед ящиком с кофе, который то и дело приходится закрывать и открывать.

— И ещё очень хорошо, что ты надела шубу, — продолжал Бенони, обращаясь к Розе, — и что руки у тебя не голые.

Словом, всё, что ни делала Роза, было очень хорошо.

Но тут заявился покупатель за ворванью. А ворвань у них была в подвале, это всё равно как масло для сальных светильников. Приказчики переглянулись, и один из них, по имени Стен, насмелился и сказал Бенони:

— Может, вы будете так любезны и обслужите этого покупателя?

— Ах, нет, не надо! — застыдился покупатель. — Чтоб сам господин Хартвигсен спускался ради меня в подвал! Уж лучше я вообще обойдусь без ворвани! — И он совсем застыдился.

Но после таких знаков уважения Бенони был вовсе не прочь отпустить человеку ворвань.

— Забавы ради спущусь-ка я в подвал. Давайте сюда вашу посуду.

Покупатель не переставал стыдиться, что позволяет себя обслужить.

— Совести у меня нет, — твердил он, — вы, господин Хартвигсен, не спускайтесь в подвал, уж лучше я с семьёй просижу Рождество в темноте...