Конечно, это было сказано лишь для того, чтобы дать другой оборот разговору. Мало-помалу и обе спорящие матери успокоились и позднее заключили мир. Стали говорить о разных городских новостях и принялись за пятую чашку кофе. Женщины перегнулись через стол и, разговаривая, засматривали друг другу в лицо. В городе снова произошёл скандал — у Каспара, который работает на верфи. Он поколотил свою жену. Марен слышала об этом вчера вечером.

Петра возмутилась.

— Что же она сделала, жена Каспара?

— Ах, вероятно это вышло из-за другого рабочего на верфи.

— Посмел бы он тронуть меня рукой! — воскликнула Петра.

— Но, во всяком случае, что за жена у него! — заметила бабушка. Она состарилась и кровь охладела у неё давно. — Что только она выделывала в том году, когда Каспар был в плавании! Она отправилась на иностранном судне и долгое время служила кельнершей 11 за границей.

— Это удивительно, что она не принесла ребёнка, — заметила Марен Сальт.

— Почём ты знаешь, был у неё ребёнок, или нет?

— Тогда бы у неё был опять ребёнок потом.

— О, нет! — возразила Петра. — Она не из тех, которые рожают детей. Она может делать, что ей вздумается.

Бабушка задумалась об этом давнем событии, о поездке молодой матросской жены за границу. Тогда в городе очень много сплетничали по этому поводу. А между тем у неё такой чудесный отец, кузнец Карлсен, такой добрый и почтенный человек! И всё-таки...

— Да, всё так идёт в мире! — сказала Марен Сальт.

Но у неё есть ещё в запасе и другие городские новости.

— Младшая дочь Ольсена в середине прошлого месяца обвенчалась в Христиании, — сообщила она.

— В Христиании? Почему же именно там?

Так сообщалось в газете. Марен слышала, как это читали в лавке Давидсена.

— Кого же она получила в мужья?

— В газете сообщалось, что она вышла замуж за художника.

— Это тот самый художник, который рисовал картины у Ионсена и у Ольсена, — объявили маленькие девочки. О, это они знали наверное, эти вострушки! От них, ведь, ничто не укроется!

— Вероятно он происходит из богатой и знатной семьи, судя по тому, что говорил Давидсен.

— Странно! Всё совершилось так тихо и никто не слыхал об этом ни слова.

— Говорят, что невеста должна была обвенчаться как можно скорее, — сказала Марен многозначительно.

— А! — воскликнули все и несколько минут молчали, размышляя об этом.

— Да, все женятся и без конца изнуряют себя, — заметила Петра и снова вернулась к опасной теме разговора. — Ты, Марен, должна радоваться, что не вышла замуж.

— Ещё не поздно, — сказала бабушка.

— Петра думает, что поздно, — возразила обиженно Марен.

Но Петра не хочет прекратить этот разговор.

— Если я должна сказать тебе правду, — прибавляет она, — то, по-моему, ты давно уже выкинула всё это из головы. В сущности, сколько же тебе лет?

— Столько, что я и сама не знаю, — отвечала Марен, вставая. — Но я засиделась, почти весь вечер сижу здесь! Премного благодарна за угощение и за вашу любезность. Не забудь, Петра, зайти ко мне, когда будешь проходить мимо!

Нет, конечно, Марен была уже не молода. Но когда она быстро шла по улице и несла тяжёлые пакеты, как будто даже не замечая их тяжести, причём шаги у неё были такие лёгкие, как во время танцев, то, разумеется, никому бы не пришло в голову назвать её старухой. Впрочем, она и не выглядела старой. Её карие глаза были чистые и блестящие. Можно судить о том, какова была эта женщина, если она могла в таком возрасте родить ребёнка? Не говорите о Марен Сальт! Про неё ничего нельзя сказать дурного. А разве дочери Иёргена и его жена Лидия были лучше от того, что сидели дома и стремились возвыситься над своим положением? Разве лучше была Фиа Ионсен, которая рисовала сирень и с одинаковым выражением смотрела на мужчину и на дорожный столб?

— Я долго пробыла в отсутствии, — сказала Марен, входя в комнату. Маттис ничего не ответил и по-видимому вовсе не был расположен ласково говорить с нею. Впрочем, он как раз в эту минуту напевал какую-то песёнку ребёнку и только что начал куплет.

«Не попробовать ли мне задобрить его сообщением городских новостей? — подумала Марен. — Не рассказать ли ему про свадьбу в Христиании, или про то, что Каспар поколотил свою жену?»

Но Маттис был не из таких людей, которые интересуются городскими новостями. Поэтому она ограничилась вопросом: