Выпускница музыкального колледжа, она приехала в Америку, чтобы работать на телевидении, и полюбила талантливого музыканта. Однако судьба сложилась так, что ей пришлось выйти замуж за другого человека – успешного телевизионного продюсера. Он сделал из нее звезду. Но смогла ли она забыть свою первую любовь?
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Для меня эта история началась, когда я только что вернулась из своей первой поездки в Америку. Поездка оказалась долгой. Мне пришлось работать в восточных штатах, с тремя балетмейстерами-постановщиками, приехавшими из России. Не успевала я привыкнуть к манере одного, как судьба переводчика перекидывала меня к другому. В результате я устала так сильно, словно бы сама ставила все эти спектакли и сама же в них танцевала.
И тогда, наутро после возвращения, я бесцельно слонялась по квартире, где за время моего отсутствия воцарился совершенно нежилой дух. В голове была жуткая каша английской речи, круто посоленная американским стремлением ко всевозможным сокращениям. Чемоданы стояли нераспакованными, если не считать легкой дорожной сумки, чье содержимое я просто вывалила в кухне на угловой диван. Но, самое главное, адски болела нога – мое проклятье, из-за которого я была вынуждена оставить сцену и стать всего лишь «балетным переводчиком».
Узнав жестокий приговор врачей, я впала в отчаяние. Но жизнь никогда не захлопывает перед тобой одну дверь, не открывая другую – нужно только ее увидеть; мама не уставала напоминать мне об этом. Она же, сама известный переводчик, помогла мне не только увидеть, но и открыть эту дверь.
Благодаря моей новой профессии я увидела Париж, Лондон, Прагу, поучаствовала, пусть и скромно, в рождении замечательных спектаклей, познакомилась с великолепными балеринами – настоящими звездами сцены. Эти блистательные женщины, знавшие и каторжный труд, и громкий успех, стали героинями моих первых романов.
…Намазав колено американскими снадобьями и надев две пары шерстяных колготок, я разложила на кухонном столе остатки самолетного завтрака и решила сначала поесть, а потом начать уборку.
Закусывая крепкий свежесваренный кофе сухими галетами, я подумала: «Вот бы сейчас пришел кто-нибудь и принес бы чего-нибудь вкусного и русского!». Но надежды на это не было: о моем приезде не знал никто, кроме мамы, с которой я только что разговаривала по телефону.
Не успела я додумать эту мысль, как в дверь позвонили.
На пороге стоял сосед Юрка Трифонов – ему я поручила время от времени заглядывать в мой почтовый ящик. Хотя кто теперь, в век электронной почты, пишет «обычные» письма?..
– Привет! – заулыбался Юрка. – Ты давно дома?
– Только что прилетела из Нью-Джерси. Осторожно ступая на больную ногу, Я пошла обратно на кухню, сосед потащился следом.
Проверив, есть ли в джезве кофе, он достал себе чашку, вылил в нее остатки, уселся напротив меня и потребовал:
– Рассказывай.
Юрка был старше меня лет на десять и, как многие люди его поколения, навеки сохранил мечту об Америке хиппи, сексуальной революции и рок-музыки. Он до тонкостей разбирался во всяких музыкальных течениях, именах и датах. Юркины длинные волосы были собраны в хвост, и никакой одежды, кроме джинсов, он не признавал.
– Да что тебе рассказывать-то? Я же не на рок-фестивалях работала, а на балетных постановках.
– Неужто янки ударились в классику и все балеты ставят под Чайковского? – съязвил Юрка.
– Нет, разумеется, но моя область – классика и…
– Знаю, можешь не продолжать, – буркнул гость и стал лениво перебирать вывернутые из сумки проспекты и программки. И вдруг на его лице изобразился неземной восторг.
– Это что? – закричал он, схватив мятую сиреневую программку. – Ты это сама слышала?
– Видела, – автоматически поправила я, взглянув на программку мюзикла, на который я ходила в Трентоне. Мюзикл мне не особенно понравился, но в нем было несколько интересных номеров.
– Там же использована знаменитая «Кошка»! Ты ничего не понимаешь!
– Какая кошка? – Я действительно ничего не понимала.
– Да вот же, посмотри…
Я проследила за движением длинного Юркиного пальца, но все равно никакой кошки не увидела. В списке использованной в спектакле музыки значилась некая «Песня о розе» некоего Мэтью Вирца.
– Ну и что?
– Да то, что этой песни ни у кого нет! В журналах писали, что все пластинки с ней уничтожены!
– Уничтожены? Почему?
– Да что тебе объяснять! – Сосед махнул рукой, в которой по-прежнему держал программку. – Лучше скажи, ты еще туда поедешь?
– Возможно. Но через год, не раньше.
– Тогда давай бумагу и ручку, я запишу. Если ты мне эту песню привезешь, я к твоему приезду всю квартиру уберу!
– А обед приготовишь? – поинтересовалась я, с тоской глядя на американские галеты.
– Ну конечно! – пообещал Юрка и написал на предоставленном ему клочке бумаги: «Мэтью Вирц, американский поэт и композитор. Записи на музыкальном канале Си-Эм-Ти, [1] передача „Музыкальная Шапка" за 76 год».
В этот раз в Трентон я попала весной и первые пару недель даже не вспоминала о Юркиной просьбе, хотя, как человек пунктуальный, занесла ее в ноутбук, и она периодически требовательно высвечивалась на маленьком экране. Работы снова оказалось невпроворот, и я поинтересовалась таинственным Мэтью Вирцем, лишь когда наступила жара и в репетициях стали устраиваться долгие дневные перерывы.
1
Си-Эм-Ти – английская аббревиатура названия канала Country Music Television.