Согласились эти старики. – «Што бы ты взял?» – «А по сту рублей, боле не возьму. У меня денег топере есь». – Приказал роздеччя старику. Старик роздеваеччя. Сейчас в горно старика. Жок, жок, жок, всево изжок, на наковальну выдернул, чучькал, чучькал, всево исчучкал, – ничево нет. – «Ах, ошибся, – говорит: – чево-нибудь в закалке».

Давай другова утоваривати. А надо выправиччя уж ему. Сговорил етова старика, другова; ада опеть в горно. Сожок ево всево, исчучкал.

/4. Заявил народ топеря: «Мотрите, ребята, его какая мода – народ жегчи? Ето слыхано ли?» – говорит. Доложили суду теперечя; приезжает становой, забирает етова человека, кузнечя. Потом забрали етова кузнечя, сковали в железа, погнали по етапу – там куды ево.

Попадает дьявол во стречу – тот, которой в роботниках жил. – «А што, дядюшка, ты куда это правишся?» – «Ой, молчи ты, детинушка! Я без тебя двух стариков ковал, да не вылилося у меня ничево». – «Так ты и думаешь, што у тебя выльеччя против меня?!.. А ето тебе из-за того показана форма: Богу-то молись, да и дьявола-та не гневи!»

Он втопоры и догадался, што бес жил у ево.

/1. Прежде, видишь, 20-летняя была служба, 25 лет. Как отслужит свою службу солдат, дадут ему пашпорт – и ступай на свою родину. Прежде ведь пароходов етих не было.

Идет солдат так; в слободу входит. Застигает ево темна ночь. Просицца ночевать, – нехто ево не пускает. Идет сиротка, живет в келейке: «Пойдем, служивой, я сохраню от темной ночи тебя!»

Приходит в келейку. Эта сиротка покормила ево обедом, услала постелю для нево.

А в етой слободе богатая богатина. Ну солдат так, как служил 25 лет, но не видал негде – не у господ, не у купечества едакова строенья: устроен дом и очень сукрашен. – «Што, 25 лет отслужил я, не видал едако сокрашенья! Хто жо у вас, хозяюшка, – говорит: – проживает этта? купец али помешшык?» – «Нет, – говорит: – кресьянин, только большой капитал имеет». – «25 лет я прослужил, не видал – по всей нашой державе нет едакова сукрашенья». – «А хорошо, – говорит: – сукрашенье, служивой, у ево, только жить, – говорит: – нельзя». – «А почему так?» – «А нечистой дух, – говорит: – пушшон в дом». – «Што жо, – говорит: – нечистой дух разе невозможно выжить?» – «О, – говорит: – служивой, три дохтура находились и расписывалися своей жизьей, – говорит: – штобы не искаться в ей, а богач, – говорит: – расписывается половиной количества изо всево имушчества».

Етот солдат говорит: «Ето не может быть, што нечистому духу даться крешшеному человеку!» – «Нет, говорит: – служивой! Трех дохтуров, – говорит: – ростерзали бесы».

Потом ета сиротка солдата уклала спать, сама к етому богачу: «Вот у нас находитца такой-то человек, ночует у меня, што можот ваш дом использовать». – На ответ ей богач и говорит: «Есь солдатов засерь-то!» говорит. Потом, одумавши, богач: «Да, дохтура по наукам пользуют, а у салдата можот приходилося в 25 лет с нечистым духом спорити?»

/2. Стает утром богач, приходит в ету келейкю. Солдат стал, умылся, Богу помолился. Богач и спрашивает ево: «Слыхом уверяетца, служивой, што мог бы ты мой дом использовать?» – «А што у тебя такое в дому?» – «Вот глушенесь ночи набьетца нечистова духу, заведут игру, даже стены дрожат». – «Это все, я думаю, пустяшно вашо дело, што нечистой дух не выжить из дому». – «А ты, служивой, можешь ли в своей голове росписатця?» – «А што моя голова? разе больно дорога? Пашпорт со мной: где умру, тут и похоронят!»

«Вот, служивой, я росписываю: половинно количество изо своева имушчества отдаю, если ты можошь мой дом использовать». – Этот богач взял етова солдата, повел к себе. Послал богач повестки становому приставу, што «при становом приставе распишися, салдат, о своей голове». – А богач росписался о своем имуществе: половина количества салдату. Ну, салдат росписался и богач росписалися.

/3. Приходит ночь темная. Солдат винну припорцию – в тот карман бутылку спустил, в другой – и пошол в ето зало. В етом зали розгуливатца – в ту комнату зайдет: хорошо, в другую: есшо лучше; на том деване полежит, на другом.

Как приходит полночь, нечистой дух лезет в эти зала. Атаман сел во стул. Солдат выходит из другова зала, стопал ногой: «Роспро… в… м…, нечистый дух! Хто вам приказал в ету залу ходить?» Атаманишшо: «Растерзать етова солдата!» – Солдат: «Нет, я растерзацца не дам!» – «А почему?» – «А хто хитрее зделает в етом дому, тот и оставайся! Если ваши хитрости хитрее, я отынь до веку не заглену в етот дом; если мои хитрости хитрее, вы штобы отынь до веку не заглядывайте!»

/4. Потом бесы зачали все ка(о)меди приставляти. У бесов испрошли все комеди. – «Давай, солдат, преставляй ты: у нас все вышли!»

Солдат взял напарью, – роскрашоной краской роскрашена, – зачал стену вертеть. Провертел стену до половины: «Давай вот, поместитесь все 12 человек в ету дыру!» – Все лезут, пишшат-вишшат. Один был бес храмой, у солдата милости просит, а солдат етова беса под ж… пихает: «Лесь, растак твою мать, поди ж… и ты!»

Он взял с себя крест, крестом оградил ету дыру. Атаман стал солдата просити: «Выпусти нас обратно! мы отынь до веку не заглянем в етот дом! А ты, солдат, не ходи только к нам на Круглов остров!»