Затем, очевидно под влиянием минутного религиозного настроения, Ренан говорит, что было бы богохульством точно определять природу божества и давать ему какие-либо наименования. «Верно лишь одно: Бог существует». А книгу «О будущем метафизики» он заканчивает следующей пламенной молитвой:

«Отец небесный! Не знаю, что ждет нас в будущем? Или та вера, от которой Ты не позволяешь отречься, есть божественное утешение, ниспосланное, чтобы наша жалкая участь не казалась нам невыносимой? Или это только иллюзия, которой Ты нас лишаешь по своей бесконечной доброте? Или это глубокий инстинкт, откровение, данное лишь праведным? Или, быть может, истина до того ужасна, что нам ничего не остается, кроме отчаяния? Но, должно быть, Ты не хотел, чтобы мы избавились от мучительных сомнений, так как только вера в добро, вытекающая из внутреннего настроения, является действительной заслугой. Будь благословен за свою таинственность, благословен за то, что, скрывшись от нас, ты нам оставил свободу наших сердец».

И наконец, усталый, почти на краю могилы, он пишет:

«Ничто не убеждает нас в существовании всеобъемлющего мирового сознания, души вселенной, но и для безусловного отрицания подобного бытия нет тоже оснований. Теперь нет места для чудес, но может быть по прошествии многих тысячелетий они свершатся. В сущности весь человеческий опыт сводится к одному мгновению в бесконечном развитии. Жизнь людей напоминает развитие бактерий в закрытом сосуде. Если бы эти существа обладали познающим критическим умом, они тоже могли бы прийти к сознанию, что в мире – этом крохотном сосуде в сравнении с бесконечностью – нет признаков влияния посторонней разумной воли. Но вот настал урочный час. Опыт создания окончен. Ученый исследователь вскрыл сосуд и заглянул в него, чтобы проверить те изменения, какие должны были совершиться в назначенное время, и вмешательство разумной воли в жизнь бактерий стало очевидным. То, что мы называем бесконечным временем, быть может, лишь мгновение между двумя актами разумного создания мира. Не будем ничего ни отрицать, ни утверждать, будем надеяться. Всему есть время, когда-нибудь настанет день всеобщих похорон, рыданий, заупокойных молитв и жалобного пения».

В одном из своих последних произведений Ренан опять взывает к Богу:

«Отец небесный, благодарю Тебя за жизнь. Я был не без греха, но я любил истину и все ради нее принес в жертву. Я ждал, когда настанет Твой час, и еще верю, что он настанет».

Вот эту всеобъемлющую идею Бога, или конечной цели человеческого и всемирного развития, или абсолютной истины, как угодно, Ренан и положил в основу своей философской системы, изложенной с таким блеском, но без особенной последовательности в его «Философских диалогах и отрывках» (1876 год), в его юношеском произведении «Будущее науки» («L'Avenir de la science», изд. в 1890 году), в его философских драмах и небольшой статье под заглавием «Философская исповедь» («Examen de conscience philosophique», 1888 год). Особенного внимания заслуживают его философские диалоги. Ведутся они от лица нескольких ученых-друзей и разделены на три части по степени достоверности высказанных умозаключений. К первой категории относятся несомненные выводы, ко второй – вероятные и к третьей – мечты. По убеждению Ренана несомненно, что в мире все связано неразрывной цепью причин и следствий, что ни одно звено из этой цепи не может быть исторгнуто посторонней волей существа, стоящего выше сферы естественных явлений. По крайней мере подобные нарушения в установленном естественном порядке никогда не были наблюдаемы в собрании беспристрастных ученых. Напротив, бесчисленные факты убеждают нас в чудовищной и бессознательной жестокости природы.

История народов говорит нам постоянно о победах злых и себялюбивых рас над религиозными и кроткими. В частной жизни мы сплошь и рядом видим то же самое: как часто труженики умирают от истощения и лишений, а негодяи и лентяи благоденствуют. Никогда падающий камень не уклонился в сторону, чтобы не упасть на голову праведника и гения. Никогда самое глубокое отчаяние и пламенные молитвы не вернули умирающего к жизни, и с незапамятных времен земля жадно пьет кровь и слезы как добрых, так и злых, а солнце светит не только для святых страдальцев, но и для палачей. Жизнь с незапамятных времен идет своим естественным путем, не обращая ни малейшего внимания на страждущее человечество, а потому нет оснований допускать, что когда-нибудь давным-давно на свете жилось лучше. Впрочем, не наше дело доказывать влияние сверхъестественных сил на человеческую судьбу. Эти силы могут быть постигнуты лишь через откровение. Но мы его не испытали. Кому же верить, если мы не можем довериться даже нашим собственным глазам? Какие у нас доказательства, что русалки и циклопы никогда не существовали? Только одно, – что никто ничего подобного не видел. Почему люди перестали верить в демонов? Очевидно, только потому, что были открыты естественные причины приписываемых им действий. Но из того, что ход событий не нарушается вторжением сверхъестественных сил, еще не следует, что вселенная – хаос и что надо всем царит слепой случай. Напротив, существование высшей цели мирового развития, по уверению Ренана, несомненно. Есть что-то в мире, развивающееся в силу скрытой внутренней энергии, под влиянием бессознательного инстинкта, который напоминает нам стремление растений к свету, влаге и теплу или усилия созревшей личинки порвать свою оболочку. Все возможное стремится перейти в действительность, все действительное путем постепенного развития идет к еще более высокому самосознанию. Организованные тела, точно влекомые какою-то силой, подвигаются вперед, приобретая бессознательно необходимые орудия для этого движения. Общины, народы, государства и вообще все собирательные и общественные организмы наравне с животными подчинены закону постепенного развития, в основе которого чувствуется стремление к осуществлению какой-то всеобъемлющей программы, к восполнению необходимых частных форм. И что всего удивительнее, очень часто личности и виды действуют как будто вопреки своим наклонностям и очевидным расчетам. И во главе этого мирового движения выступает человек. Но с этим мнимым царем природы судьба поступает особенно безжалостно. Она обманывает его на каждом шагу, никогда не открывая ему своих карт. И как бы ни были велики знания человека и власть его над силами природы, ему в конце концов не избегнуть проигрыша в этой ужасной игре, которая зовется жизнью, потому что в решительный момент всегда является беспощадная смерть, захватывающая своей костлявою рукой последнюю ставку и разбивающая все наши надежды на личное счастье. Положение самого обездоленного поденщика на фабрике все-таки лучше участи человека на Земле, потому что фабричный рабочий получает определенную плату за свой труд, а человек, истощаясь в погоне за счастьем, в конце концов ничего не получает. Он трудится, страдает, борется за свое существование, вертится как белка в колесе, воображая, что бежит к желанной цели. Какая ужасная иллюзия! Цель несомненно существует, но она никогда не совпадает с нашими желаниями, и мы идем совсем не туда, куда нам угодно… И если бы по крайней мере мы могли постигнуть мировую волю и предвидеть свою участь! Но и этого утешения нам не дано… Природа ведет человека на смерть с завязанными глазами.

Здесь Ренан как будто сходится с прославленными пессимистами нашего времени: Шопенгауэром, Гартманом и другими. Но это лишь случайная встреча, не более. Мы одурачены, говорит Шопенгауэр, мы связаны по рукам и ногам, мы обречены на бесконечные страдания, будучи вынуждены исполнять жестокие веления какой-то воли, действующей вне нас. Воля эта очевидно безумна, убеждает Гартман, так как она действует бессознательно. Цель разума – раскрыть безумие мировой воли, лежащее в основе жизни, и уничтожить эту вопиющую бессмыслицу. Очевидно, подобные мыслители, как вообще все пессимисты, стоят на стороне человека, бесконечно страдающего в силу своего умственного превосходства и физического бессилия перед природой.

Ренан в этом великом бесконечном споре человека с судьбою становится всецело на сторону последней. Но почему именно? На этот вопрос напрасно было бы искать у Ренана категорического и полного ответа. Как человек, когда-то беззаветно веривший, он сохранил до конца своих дней такую безотчетную покорность перед неведомой высшей волей, что одна мысль о бесконечности наполняет его сердце трепетом. Иногда трудно даже разобрать, рассуждает ли он, говоря о ней, смеется или молится, но несомненно, что он, подобно Гегелю, отождествляет силу с идеей и не допускает бесцельного движения и бесцельной жизни. Вот почему, несмотря на все свои сомнения и разочарования, он является все-таки оптимистом, как и большинство идеалистов. Материя, по его мнению, лишь средство осуществления абсолютной идеи. В этом стремлении к действительной жизни и кроется неиссякаемый источник всякого развития. Груда кирпичей – еще не здание, и скрипка лишь в руках артиста звучит неизъяснимой мелодией. Идеалы истины, добра и красоты – это чудные, душистые цветы жизни, которыми усыпан наш тернистый путь. Они быстро увядают и гибнут в грязи, но творческая сила идеи неистощима. Вместе с солнечными лучами на Землю льются целые потоки счастья, и, вечно возрождаясь, истина и красота в конце концов дают некоторый излишек самопознания и благополучия на Земле. Когда-нибудь, быть может, погибнет и планета, на которой мы живем, а вместе с нею и все надежды наши, но бесконечное развитие совершается в таком неизмеримом пространстве, что эта катастрофа нисколько не отразится на судьбе вселенной и цель ее существования раньше или позже будет достигнута. Кто знает, быть может новорожденная звезда, дрожащие лучи которой с недосягаемой высоты еще не озарили страждущей Земли, станет когда-нибудь колыбелью той божественной правды, о которой напрасно мечтали безвинные страдальцы и величайшие герои человечества. Но впрочем, говорит Ренан, пока нет оснований отчаиваться в возможности окончательного торжества этой правды еще и на Земле. Если верить научным вычислениям, ей суждено благополучно вертеться вокруг Солнца еще несколько миллионов лет. Конечно, в сравнении с вечностью это пустяки, но и за это время человечество может достигнуть такого высокого развития, о котором мы теперь не в силах составить даже приблизительного понятия. Влияние науки начало сказываться не особенно давно, а между тем она уже творит настоящие чудеса, которые и не снились нашим мудрецам. Великие победы знания – вместе с тем победы и добра. Кто знает, где находятся пределы великих завоеваний человеческого духа?

С точки зрения Ренана, отчаяние наших дней не только великая ошибка, но и грех. Лишь жалкие пигмеи или негодяи могут восставать против мировой идеи. Мудрец же должен покориться своей судьбе, надеяться, трудиться и терпеть… Когда разум говорит, наши личные желания должны молчать… Развитие истины есть явление безотносительное и независимое от воли человека. Процессы мозговые, как и пищеварительные, совершаются в нас, но без нас, и результаты их при наличии известных условий так же неизбежны, как неизбежны сопутствующие им физические и химические явления… Поэтому нам следует по возможности ограничиваться скромною ролью наблюдателя и твердо помнить, что всякое восстание против естественных законов и высших целей влечет за собой жестокое возмездие и горькие разочарования. Зато какое глубокое значение приобретает вся наша жизнь, когда мы все наши силы добровольно отдаем на служение идее в надежде на великое торжество правды и добра. Конечно, нас ждет смерть на поле битвы и никому из ныне живущих не суждено насладиться плодами победы, но что делать! В мировой борьбе за правое дело лучше быть верным солдатом, чем мятежником и презренным изменником. Чистые и кроткие сердцем, святые страдальцы, герои и гении найдут всегда успокоение и награду в отрадном сознании, что они – соль земли, что в них воплощаются высшие идеалы человечества, что они являются провозвестниками грядущего Бога. Из беззаветной веры, из чистых слез и скорби праведников, из крови мучеников за великие идеи и создается исподволь то царство божие на Земле, царство вечных идеалов добра и правды, к которым, в сущности, всегда стремилось измученное человечество. А природа?.. Стремилась ли она? Совпадают ли ее цели с человеческими стремлениями? Кто знает, быть может, где-нибудь за тысячи миллионов верст действительность давным-давно превзошла все наши самые смелые ожидания. Положим, на Юпитере или Венере нет ни чиновников, берущих взятки и обманывающих свое начальство и народ, ни лицемерных монахов, ни тружеников, умирающих с голоду, ни пресыщенных развратников, но нам-то, жалким обитателям Земли, от этого не легче! Какое же нам дело, что через три тысячи миллионов лет земной рай очистится от всяких грешников и негодяев, если нам, невзирая на все наши подвиги и жертвы, не суждено никогда насладиться вечным несказанным блаженством? Какая же тут справедливость?

На все эти простые вопросы у Ренана нет прямых ответов. Где доказательства, что природа стремится к осуществлению наших идеалов? Наука нам их не дает, нет их и у Ренана. Он сознает всю необходимость веры в существование Бога и в бессмертие души для того, чтобы безропотно трудиться и страдать, не надеясь на вознаграждение и счастье в этой жизни. Но тут уже мы вступаем в такую область, где разум человеческий бессилен перед чувством. Все верующие твердо убеждены, что их ждет награда по заслугам или казнь… там, в стране теней, откуда еще никто назад не возвращался. Но это царство теней и тайн закрыто от нас непроницаемой завесой. «Мы, – говорит Ренан, – прекрасно чувствуем в глубине нашего сознания как будто голос из другого мира, но мы не знаем, какой это мир». Таинственный голос из бесконечности говорит нам о каких-то безотчетных радостях, о непостижимых ужасах и о таком величии, в сравнении с которым все земное лишь жалкий прах, вздымаемый бурным вихрем безумных страстей. Любовь, религия, поэзия и добродетель – лишь мгновенные проблески охватывающей нас бесконечности. С пошлой житейской точки зрения все, что не подлежит точной практической оценке, – мечта или безумие; но несомненно, что вся наша теперешняя жизнь в сущности безумная мечта, и, если бы угасла вера в идеал, действительность утратила бы всякий смысл и привлекательность, а человечество должно было бы остановиться в своем развитии, охваченное непроглядным мраком. Назло практическим людям весь мир существует лишь ради идеальной цели, и таинственный голос, говорящий нам о высшей правде и бесконечном счастии, есть лишь чудный отзвук «гармонии небесных сфер, музыки бесконечности». Любовь есть самый могущественный из всех творческих инстинктов, господствующих над природой и созданных высшей волей. Ее громадное значение обусловлено ее всеобщностью. Зародыши ее, по-видимому, заключаются уже в организованной клеточке, и таким образом этот всепроникающий инстинкт связал все существа неразрывной цепью, а разделение полов придало ему особенную силу и привело как в физическом, так и в умственном отношении, к поразительным результатам. Из него главным образом развилось чувство красоты, тогда как еще более возвышенное сознание долга, сказывающееся так сильно в материнском инстинкте даже у животных, в истории человечества получило дальнейшее развитие благодаря религии.