Леди Геттон, внучка Бюрлейга, отличалась выдающимся умом, но была капризна и своенравна. Небогатому Бэкону она предпочла богатого старика Кука и тайно с ним обвенчалась; она не захотела носить имя своего мужа и мучила его всю жизнь. Вероятно, и Бэкон был бы несчастлив с нею, но есть основание думать, что он искренне и неизменно любил свою жестокую кузину. С тех пор он еще более возненавидел Кука; о кузине же своей вспомнил и в последнем своем завещании. Тяжело было ему пережить неудачу в то время, когда бедность его доходила до того, что приходилось сидеть в заключении за ничтожный долг. Но все же многое было им достигнуто: он приобрел благосклонность и доверие королевы. Она часто приезжала к нему и советовалась относительно многих важных дел. Но не эти дела сблизили государыню с ее подданным, а то, что Бэкон считался другом Эссекса. Он часто служил посредником между непокорным любимцем и государыней, ревновавшей его ко всему, даже к славе. Пылкий Эссекс так увлекался своей славой, что становился высокомерен со своей покровительницей. Осторожный Бэкон советовал ему быть скромнее и уговаривал королеву относиться снисходительнее к Эссексу. Последнему он написал письмо, в котором излагал свои мысли о поведении любимца властной и подозрительной принцессы. Бэкон высказывал мнение, что такой любимец не должен иметь ни политического значения, ни военной славы, ни популярности. Он убеждал Эссекса отказаться от прав любимца и поставить вместо себя другого, который был бы только любимцем, но совершенно зависел бы от него. Такие советы были не в духе Эссекса; он не мог им следовать, он не только не думал о спокойствии королевы, но постоянно ее чем-нибудь раздражал. Он то сказывался больным, то делал вид, что примыкает к оппозиционной партии, то приводил ее в отчаяние своими изменами. Сам же неутомимо искал военной славы.

Мы можем согласиться только с последним советом Бэкона: Эссексу необходимо было как-нибудь избавиться от роли любимца. На эту роль не способен был человек, к которому можно было отнести известные слова Шекспира, обращенные к Бруту: «Вся природа могла выступить и сказать: это был человек!» Он был предан высоким человеческим интересам, горел благородным честолюбием и не мог лежать спокойно у ног ревнивой женщины, которая непременно хотела, чтобы он жил и дышал только ею. Эссекс рвался вдаль; его не пускали. Наконец ему удалось с великим трудом получить начальство над экспедицией в Испанию. Осторожный Бюрлейг восставал против наступательных военных действий. Что касается королевы, она думала только о графе Эссексе и, уступив ему, не знала, чего желать – победы или поражения; первой она боялась столько же, сколько и второго; военная слава могла вскружить голову Эссексу, но более всего она страшилась смерти Эссекса. Экспедиция имела успех; все хвалили храбрость, великодушие, сообразительность блестящего молодого генерала. По возвращении в Англию Эссекс был встречен с восторгом, но королева приняла его очень холодно и с неудовольствием заметила ему, что он обращался с королем Испании, как со своим личным врагом, как равный с равным. Эссекс, упоенный своими успехами, не обращал никакого внимания на недовольство королевы и министров; это усиливало гнев Елизаветы, и здесь, разумеется, дело не обошлось без Бэкона. Но удачный поход в Испанию только возбудил в Эссексе жажду военной славы; это был настоящий герой, не выносивший бездействия; его неотразимо тянуло в Испанию; он желал снова вести туда армию. Он получил было сильный отпор со стороны министра; но на помощь к нему явился Уолтер Рэли, человек очень умный, которому одно время предстояло занять место Эссекса у ног королевы; пылкий Рэли употребил все усилия на то, чтобы помирить Эссекса с Бюрлейгом, и это наконец ему удалось; таким образом Эссекс добился новой экспедиции в Испанию; он по-прежнему командовал всей эскадрой, то есть состоял главным начальником и на суше, и на море. Неблагоприятные ветры расстроили все намеченные планы и разъединили флот. Рэли, принимавший горячее участие в экспедиции, действовал опрометчиво, не дожидаясь приказаний Эссекса, которому, разумеется, пришлось отвечать за все. Экспедиция принесла так мало выгоды, что едва покрыла издержки. Королева встретила генералов и главного начальника экспедиции более чем холодно. Сверх того, у нее вскоре произошла ссора с Эссексом за назначение одного офицера. Эссекс в присутствии многих придворных дерзко говорил с королевой и с презрением повернулся к ней спиной. Елизавета так рассердилась, что выдрала его при всех за уши и сказала: «Убирайтесь, велите себя повесить». Эссекс приложил руку к своей шпаге и поклялся, что от самого Генриха VIII он не вынес бы такого оскорбления. Граф оставил дворец в припадке большой ярости. Все это тревожило Бэкона. Эссекс не сомневался в свой власти над королевой и думал, что его влиянию не будет конца, а Бэкон знал, что такое напряженное состояние, в котором Эссекс постоянно держал Елизавету, не могло тянуться долго. Разумеется, все эти выходки Эссекса приводили королеву в ярость, за которой следовал упадок сил. Эссекс понемногу утрачивал свою власть над нею, хотя и был по-прежнему любим. Мы видели, что он искал новой славы и просился в Испанию. После долгих усилий ему наконец удалось начать новый поход против Испании. Поход этот был неудачен. Королева холодно встретила своего любимца. Все это расстроило Эссекса; гордость его жестоко страдала; он постоянно дулся на королеву и не появлялся при дворе. Но когда в Лондоне разнесся слух, что Эссекс болен, в королеве пробудилось снова нежное чувство к нему; она торжественно с ним помирилась и пожаловала ему наследственный титул графа-маршала. Бэкон все время разрыва своего покровителя с королевой действовал в его пользу. Перемирие королевы с Эссексом продолжалось, однако, недолго. Он своей несдержанностью вновь навлек на себя ее гнев. Королева сердилась и на Бэкона, старавшегося оправдать как-нибудь своего покровителя. Бэкон писал одному из своих друзей: «Падение Эссекса – дело его собственных рук, а мне поневоле придется разделить с ним его участь». Бэкон хорошо понимал, как трудно было ему расположить к себе королеву и боялся потерять то немногое, что приобрел благодаря величайшим усилиям.

Пылкий, честолюбивый Эссекс все стремился к деятельности и теперь был окончательно неспособен лежать спокойно у ног своей покровительницы; после долгих, страшных усилий ему удалось наконец сделаться наместником в Ирландии. Это место, требовавшее большой осмотрительности в действиях, не подходило опрометчивому Эссексу. Но положение Ирландии в то время было ужасным; Эссекс стремился туда, чувствуя, что там можно много сделать добра. Бэкон хорошо понимал это и употребил все старания на то, чтобы отклонить его от поездки в Ирландию. Но Эссекс не расположен был внимать благоразумным доводам; тогда Бэкон написал целый трактат о положении дел в Ирландии. Эссекс уехал в Ирландию, не развернув трактата.

Он не мог действовать там в интересах английского правительства: ему прежде всего хотелось расположить к себе ирландцев – он привык, чтобы его любили. Королева была недовольна его распоряжениями в Ирландии и горько жаловалась Бэкону; она даже публично осуждала поведение своего наместника в Ирландии. Эссекс не исполнял приказаний и даже возмущался ими. Это тягостное двойственное положение вскоре утомило наместника и наскучило ему; он бросил все и уехал в Англию. Прямо с дороги Эссекс явился к своей королеве и упал к ее ногам. Он нашел ее за туалетом, стал просить прощенья, целовал ее руки. Неожиданная радость засветилась в ее глазах; казалось, все было прощено и забыто. Но в тот же день, присутствуя на совете, взволнованная королева терпеливо выслушала доклад о действиях Эссекса в Ирландии, и в ней заговорили другие чувства, более приличные королеве – правительнице Англии. Вечером Эссекс был подвергнут домашнему аресту. Бэкон навестил Эссекса, но не решался публично защищать своего покровителя. Ему, очевидно, хотелось остаться верным слугой королевы и преданным другом Эссекса, но это было в высшей степени трудно. Эссекса перевели в тюрьму; он опасно заболел, и королева опять сжалилась над ним, велела перевести его домой. Друзья графа старались расположить в его пользу общественное мнение, а враги распускали слух, что он только прикинулся больным, и в то время, когда глава церкви еще публично молился о выздоровлении Эссекса, в душе королевы возникли новые подозрения. Ей захотелось видеть его безоружным у своих ног; тогда она вознесла бы его высоко. Однако Бэкон сомневался в таком исходе и держался в стороне от людей, горячо преданных Эссексу, но все же, со своей стороны, пытался смягчить сердце королевы. Несмотря на неискушенность в поэзии, он сочинил даже сонет, в котором просил королеву помиловать Эссекса.

Когда делу Эссекса придали значение измены, Бэкон хорошо знал, что ему как советнику короны придется принять участие в процессе против своего покровителя. Королева, понимая неловкость его положения, казалось, хотела его устранить. Но узнав об этом, Бэкон выразил королеве не только готовность, но и полное желание действовать против Эссекса; он думал этим убедить королеву в своей полнейшей преданности.

5 июля 1600 года в Йоркхаузе Эссекс, стоя на коленях, слушал речи девятнадцати обвинителей, в числе которых находился Бэкон; он говорил последним; обвинения его были особенно красноречивы, но на этот раз отличались умеренностью.

На следующий день королева велела Бэкону составить записку о том, что было накануне, и прочитать ее себе. Бэкон, не стараясь оправдать обвиняемого, указал на его раскаяние и выразил надежду на милость королевы. Елизавета заметила ему: «Вы постарались выставить в хорошем свете милорда; тяжело, кажется, и трудно отрешиться от старой привязанности». Это замечание смутило Бэкона, и он с этой минуты старался действовать против Эссекса смелее. В то же время Бэкон хотел, чтобы Эссекс вошел в его положение и понял его желание быть одновременно хорошим гражданином и добрым человеком. Он писал Эссексу, но письма его были натянутыми. Эссекс отвечал на них со свойственной ему искренностью, с оттенком того грустного недоразумения и презрения, которое внушает скрытая измена. Однако надо отдать справедливость Бэкону: зная характер королевы, он всеми способами доводил до ее сведения доказательства раскаяния Эссекса.

Отношения к осужденному Эссексу служат главным обвинением Бэкона в неблагодарности и безнравственности. Обаятельная личность Эссекса прошла «веков завистливую даль» и продолжает восхищать потомков, как восторгала современников. Отношения Эссекса к Бэкону известны нам, отдаленным потомкам, так же хорошо, как то, что совершается перед нашими глазами; поэтому поведение Бэкона и вызывает такое всеобщее горячее осуждение. Это налагает известные обязанности на пишущего биографию Бэкона. Необходимо собрать все, что может сколько-нибудь послужить его оправданию. Мы говорили уже, что Бэкон был против поездки Эссекса в Ирландию и употреблял все зависящие от него усилия отговорить его, но, когда Эссекс настоял на своем и поехал, он написал ему целый трактат о положении Ирландии; в нем, конечно, не обошлось без благоразумных советов и наставлений, которыми, разумеется, не подумал воспользоваться пылкий, нетерпеливый Эссекс. Та же судьба постигла советы Бэкона, относившиеся к обращению Эссекса с королевой. Бэкон говорил Эссексу: «Вы поступаете с королевой, как недобросовестный врач: вместо того, чтобы лечить, вы растравляете ее раны для того, чтобы вас звали и звали». Бэкон привык связывать свою судьбу с судьбой Эссекса, и ему казалось, что после падения графа и его судьба должна измениться. Эссекс не приобретал благосклонности королевы, – она досталась ему даром, без всяких усилий с его стороны, а Бэкону пришлось долго ждать и много работать, чтобы заслужить то немногое, чем он располагал в царствование Елизаветы, которая, как видно, никогда не была искренне расположена к нему. Он знал, как ему легко рассердить королеву и как трудно заслужить прощение. Мы уже говорили, что Бэкон не был злым человеком, но у него не было никаких твердых нравственных правил. Таких людей мы встречаем весьма часто и в настоящее время. Он думал только о себе, когда подружился с Эссексом, и затем старался его выгородить, потому что считал свою собственную судьбу связанной с судьбой Эссекса. Когда же он увидел, что Эссекс летит в пропасть, то постарался спасти себя. Официальное положение его было таково, что ему было довольно трудно убедить королеву в своей преданности, умыв руки в деле Эссекса. Она привыкла считать Бэкона другом своего любимца и, казалось, требовала от него осязательных доказательств того, что он держит ее сторону. Болезненный страх Бэкона потерять положение сгущал краски и без того мрачной действительности. Королева замечает ему, может быть, с тайным сочувствием: «Однако в Вас сильно говорит старая дружба», – а он думает: ну, теперь все погибло. Но, может быть, опасность была не так велика и королева уважала бы его более, если бы видела, что он верен старой дружбе к тому, кого она сама никогда не переставала любить.