– Но, сударыня, – прервал ее султан, – я не знаю, чья добродетель лучше установлена, чем у той, которая видала врага так близко.

– Государь, – возразила фаворитка, – я знаю, что говорю. Вот Селим и Блокулокус, они нас рассудят.

Вошли Селим и Блокулокус. Мангогул рассказал им, в чем дело, и они оба приняли сторону Мирзозы.

– Сударь, – сказала фаворитка Блокулокусу, – вы должны оказать мне еще одну услугу. Прошлую ночь я видела множество необычайных вещей. Это был сон, но один бог знает, что это за сон. Меня уверяли, что вы лучший в Конго толкователь снов. Скажите же мне поскорей, что означает этот сон. – И она тотчас же рассказала ему все виденное.

– Сударыня, – отвечал Блокулокус, – я весьма посредственный онейрокритик…

– О, избавьте меня, пожалуйста, от научных терминов! – воскликнула фаворитка. – Оставьте науку в покое и говорите разумным языком.

– Сударыня, – сказал Блокулокус, – вы будете удовлетворены. У меня есть кое-какие интересные соображения о сновидениях. Именно этому я обязан прозвищем Пустой Сон, а также тем, что имею честь беседовать с вами. Я изложу вам свои мысли по возможности ясно.

– Вам, конечно, известно, сударыня, – продолжал он, – что говорят об этом большинство философов, а также прочие смертные. Предметы, – говорят они, – поразившие днем наше воображение, занимают наше сознание ночью; следы, оставленные ими во время бодрствования в фибрах нашего мозга, сохраняются; жизненные силы, привыкшие направляться в известные области, следуют по уже знакомому пути, – отсюда возникают непроизвольные представления, которые огорчают нас или радуют. Исходя из этих положений, счастливый любовник, казалось бы, всегда должен иметь приятные сны, а между тем случается нередко, что особа, отнюдь не враждебная ему наяву, в сновидении обращается с ним, как с негром, или, вместо того, чтобы обладать очаровательной женщиной, он видит в своих объятиях маленькое безобразное чудовище.

– Нечто подобное как раз случилось со мной прошлой ночью, – прервал его Мангогул. – Ведь я вижу сны каждую ночь, – это семейная болезнь; она передается от отца к сыну и началась с султана Тогрула, который первый стал видеть сны с 743500000002 года. Так вот, прошлой ночью я видел вас, сударыня, – обратился он к Мирзозе. – Это были ваша кожа, ваши ручки, ваша грудь, ваша шея, ваши плечи, ваше упругое тело, ваш стройный стан, ваша несравненная округлость форм, одним словом, это были вы; а между тем, вместо вашего прелестного лица, вместо очаровательной головки, которую я искал глазами, – я очутился носом к носу с мордой мопса.

Я испустил ужасный крик. Котлук, мой камердинер, прибежал и спросил, что со мной. «Мирзоза, – отвечал я ему в полусне, – только что подверглась самой безобразной метаморфозе, она стала мопсом».

Котлук не счел нужным разбудить меня, он удалился, и я снова заснул. Но могу вас уверить, я отлично узнал вас, ваше тело и видел голову собаки. Объяснит ли мне Блокулокус этот феномен?

– Я не теряю надежды его объяснить, – отвечал Блокулокус, – но только ваше высочество должны признать одно весьма простое положение: что все существа находятся между собой в самых разнообразных отношениях, благодаря присущим им одинаковым свойствам, и что известный комплекс свойств характеризует их и образует различия между ними.

– Это ясно, – заметила Мирзоза, – например, у Ипсифилы руки, ноги и рот характерны для умной женщины…

– А Фарасман, – прибавил Мангогул, – носит шпагу, как доблестный человек.

– Если мы недостаточно знакомы со свойствами, комплекс которых характеризует ту или иную категорию людей, или если мы будем поспешно судить о том, подходит ли этот комплекс к тому или иному индивиду, мы рискуем принять медь за золото, страз за брильянт, счетчика за математика, фразера за человека науки, Критона за честного человека и Федиму за хорошенькую женщину, – добавила султанша.

– Так вот, знаете ли вы, сударыня, – продолжал Блокулокус, – что можно сказать о людях, произносящих такие суждения?

– Что они грезят наяву, – отвечала Мирзоза.

– Отлично, сударыня, – продолжал Блокулокус. – И ходячее выражение «Мне кажется, вы грезите» является во всех отношениях самым мудрым и точным; ибо самое обычное явление – люди, которые воображают, что рассуждают, а на самом деле грезят с открытыми глазами.

– Именно о них, – прервала фаворитка, – можно сказать буквально, что жизнь есть сон.

– Не могу надивиться, сударыня, – продолжал Блокулокус, – легкости, с которой вы схватываете самые абстрактные понятия. Наши сны – не что иное, как слишком поспешные суждения, следующие друг за другом с невероятной быстротой; сближая между собой вещи, имеющие лишь самое отдаленное сходство, они создают из них некое причудливое целое.

– О, я вас прекрасно понимаю, – сказала Мирзоза. – Это своего рода мозаика, составные части которой более или менее многочисленны, более или менее правильно расположены, в зависимости от того, живой ли у нас ум, проворное ли воображение и надежная ли память. Не в этом ли заключается безумие? И когда какой-нибудь обитатель желтого дома восклицает, что он видит молнию, слышит гром и видит, как пропасти разверзаются у него под ногами, или когда Ариадна, стоя перед зеркалом, улыбается сама себе, находя, что у нее живой взгляд, прелестный цвет лица, прекрасные зубы и маленький ротик, – то не воспринимают ли их поврежденные мозги воображаемые вещи как существующие и реальные?

– Вот именно, сударыня Да, если мы станем хорошенько наблюдать сумасшедших, – сказал Блокулокус, – мы убедимся, что их состояние не что иное, как непрерывный сон.

– Я располагаю, – сказал Селим, обращаясь к Блокулокусу, – некоторыми фактами, к которым ваши идеи блестяще приложимы, что и заставляет меня их принять. Однажды мне приснилось, что я слышу ржанье, и вот я увидел, как из великой мечети вышли двумя параллельными рядами странные животные. Они важно шли на задних ногах, морды их были закрыты капюшонами, сквозь отверстия которых виднелись длинные уши, подвижные и бархатистые; передние ноги были закутаны очень длинными рукавами. В свое время я ломал голову, пытаясь разгадать смысл видения, но сегодня я вспомнил, что накануне этого сна был на Монмартре [57] .