Но при всей своей бедности Гарибальди имел способность всегда находить людей еще беднее себя. Однажды он встретил легионера, у которого не было даже рубашки. Гарибальди отозвал его в угол, снял свою рубашку и отдал ему. Вернувшись домой, он спросил себе другую у Аниты. Но Анита печально сказала ему:

“Ты знаешь, что у тебя одна только рубашка; ты ее отдал... Тем хуже для тебя”. Таким образом, Гарибальди пришлось обходиться без рубашки до тех пор, пока один из его приятелей не подарил ему дюжину новых.

Несмотря на такую бедность, граничившую с нищетой, Гарибальди поражал своим необыкновенным бескорыстием. Так, например, захватив однажды в плен неприятельское судно, он разделил добычу поровну между своими людьми, свою же часть отдал беднейшим. На судне оказалась значительная сумма денег; Гарибальди не взял из нее ничего и целиком отослал ее в монтевидеоское казначейство.

Положение дел в Италии. – Изгнание австрийцев становится излюбленной мечтой всей нации. – Три главных течения в общественной мысли Италии. – Папа Пий IX и надежды, сопровождавшие его вступление на престол. – Письмо к папе Гарибальди и Анзани. – Отъезд в Европу. – Поездка в Ревербеллу. – Возвращение в Италию. События в Риме. – Гарибальди предлагает услуги Римской республике. – Защита Рима. – Падение Римской республики. – Переход через Апеннины. – Смерть Аниты

Сражаясь на чужбине, отстаивая чужую свободу, Гарибальди никогда не терял из виду своего отечества и своего народа. В самые страшные минуты, в жестоких схватках с противником, когда товарищи его, казалось, готовы были дрогнуть, одним напоминанием: “Дело идет о чести итальянского имени” – он вызывал их на новые чудеса храбрости. В то же время в Италии, на родине, шла непрерывная работа, происходили события, далеко подвинувшие ее на пути к освобождению. Помимо развития и укрепления в обществе идеи независимости, переживавшей теперь новые фазы, даже внешние условия жизни страны способствовали ускорению ее освобождения. Можно сказать безошибочно, хотя на первый взгляд это и звучит парадоксально, что сам характер и приемы австрийской политики, всегда верной себе в подавлении всякого свободного движения, служили благоприятным условием для дела итальянских патриотов. В течение тридцати лет Австрия руководствовалась принципом, что, если она владеет известной областью в Италии, то, в силу этого владения, имеет несомненное право вмешиваться в управление всем полуостровом. Но теперь наступило время, когда это стало оспариваться, и кредит венского правительства начал падать. К тому же в последнее время характерные для австрийской политики неискренность и вероломство особенно ярко выступили в обстоятельствах, сопровождавших подавление восстания в Папской области в 1831 и 1832 гг. Созванная по усмирении первого восстания конференция в Риме выработала план реформ, который предполагалось предложить папе. В то время сам Меттерних совместно с представителями других держав заявил о необходимости предполагаемых реформ. Тем не менее, ни одна из реформ не была приведена в исполнение, несмотря на то, что для введения всех их достаточно было одного требования со стороны Австрии. Такой образ действий, в сущности, традиционный для австрийской политики в делах полуострова, возбудил всеобщее негодование, поддержанное и усиленное влиянием господствовавшего настроения умов. Оружие оказалось обоюдоострым; результат был более печален для притеснителей, нежели для притесненных. Хотя с 1831 года Австрия материально более чем когда-либо стала владычицей всего итальянского народа, зато нравственно она потеряла всякий престиж, всякое доверие, всякое право на какое бы то ни было уважение. Для всех и каждого стало ясно, что никакие реформы не могут быть введены ни в Папской области, ни в Неаполитанском королевстве, пока Австрия владеет Ломбардией и Венецией. С тех пор изгнание чужеземцев составило злободневную задачу не только тех, кто мечтал о создании для итальянцев независимой, самостоятельной национальной жизни, но и для тех, чьи запросы были гораздо уже и ограничивались скромным желанием уничтожить злоупотребления и притеснения в какой-либо отдельной области. Таким образом, с течением времени для серьезно мыслящих людей постепенно стало ясно, что первоочередная задача для Италии заключается в возможно скорейшем свержении австрийского ига. На этом убеждении сходились все партии при всем разнообразии дальнейших подробностей в своих программах.

В течении общественной мысли Италии резко обозначились к этому времени три главных направления. Представителем одного из них служил журнал Мадзини “Молодая Италия”. Мы уже говорили о задачах, которые преследовал основатель этого органа, мечтавший о создании Итальянской республики, свободной от козней духовенства и суеверий, обязанной только самой себе своею независимостью и упроченной под действием равного для всех закона.

Идеи Мадзини быстро распространялись в обществе. Сотрудниками его журнала были талантливейшие итальянские писатели: Джанноне, Руфини, Гверраци, Сисмонди и другие. Кроме того, по всей стране расходились разные сочинения в духе “Молодой Италии”, а в Неаполе было организовано тайное общество с программой Мадзини. Австрийская полиция зорко следила за революционными изданиями, но оказывалась бессильной удержать их распространение. В донесении венецианской полиции за май 1844 года значилось: “В Падуе распространились сочинение на немецком языке “Молодая Италия” и ему подобные, цена на которые вследствие спроса на них поднялась до невероятности”. Между прочим, и сам Меттерних крайне интересовался “Молодой Италией” и выписывал номера журнала через своего агента в Милане. Благодаря шуму, производимому итальянской пропагандой в связи с общим духом времени, идея независимости и единства Италии перестала быть достоянием одних итальянцев; прочие государства Европы не смотрели уже на нее как на химеру и признали ее raison d'etre.

Несмотря, однако, на свою популярность, идеи Мадзини служили выражением только одного из трех главных направлений, принятых общественной мыслью Италии. Среди уроженцев Пьемонта образовалась группа людей из военных и политиков с совершенно противоположными идеалами, возлагавших все свои надежды на армию и государя Пьемонта как на единственно надежную опору в борьбе Италии с иноземцами. Представителем этой партии был Карл-Альберт, король Пьемонтский, непримиримый враг Мадзини, жестоко преследовавший агентов его программы. Апостолом этого направления в литературе был Чезаре Бальбо, в своей “Speranza d'Italia” проповедовавший союз против Австрии итальянских королей с королем Пьемонта во главе.

Наконец, третье направление выразилось в сочинениях поэта Джоберти. В своей книге “Il Primato” он изображал новую, славную Италию, возрожденную не философским республиканством или мечом светского государя, а нравственною силою реформированного и реформирующего папства.

Осуществить идею Джоберти думал вступивший в 1846 году на папский престол Пий IХ – праздная фантазия со стороны человека, не обладавшего ни умом, ни выдержкой, ни стойкостью, необходимыми для проведения подобной роли. В 1846 году умер оставивший по себе печальную память своими дурным управлением и жестокостями папа Григорий XVI. Престол его занял Мастаи Феррети, под именем Пия IX. С избранием его, казалось, должна была наступить новая светлая эра в истории Папской области. Первые дни его правления ознаменовались объявлением всеобщей амнистии, двери тюрем были открыты, учрежден был государственный совет, жителям всех провинций разрешено было поступать во вновь учрежденную гражданскую гвардию. Эти реформы и ожидание еще целого ряда других возбудили в народе радужные надежды и окружили личность нового папы небывалым престижем. Всюду встречаемый восторженными криками “evviva Pio Nonno!”, он видел одобрение не только у себя дома, но и со стороны иностранных государственных людей, таких, как Пальмерстон и Гизо. Слухи о новом, либеральном папе разнеслись по всей Европе, вызвали серьезные опасения со стороны Меттерниха и нагнали страх на прочих государей страны. Они достигли Монтевидео и дошли до Гарибальди.

Давно жаждавший вернуться в Италию и поработать для нее, Гарибальди с другом своим Анзани написал письмо к папскому нунцию, в котором просил последнего засвидетельствовать его святейшеству глубокое почтение и преданность от имени всего легиона и предлагал ему свои услуги в борьбе с австрийцами. Мы приведем из этого письма лишь небольшой отрывок:

“Если нам суждено принять участие в деле искупления, взятом на себя Пием IX, – писали Гарибальди и Анзани, – то мы готовы заплатить за эту честь ценою нашей крови. Если Вы, высокочтимый синьор, находите, что предложение наше может быть угодно его Святейшеству, то благоволите повергнуть оное к подножию его престола. Не тщеславная уверенность в необходимости помощи нашей руководит нами; мы знаем, что престол Святого отца утвержден на основах столь прочных, что никакие человеческие усилия не могут ни поколебать, ни тем паче низвергнуть его. К тому же новый порядок вещей имеет многих защитников, которые сумеют устранить все несправедливые нападки врагов его. Пока же мы воссылаем Богу благодарение за спасение его Святейшества от козней нечестивых и горячо молим Провидение о продлении дней его на благо христианства и Италии”.

Долго не получая ответа ни от папы, ни от нунция его, Гарибальди решил, не ожидая долее, ехать в Европу. Аниту с двумя детьми, Менотти и Терезитой, он отправил вперед в Ниццу к своей матери; самому же ему предстояло добыть необходимую сумму для уплаты фрахта за судно, которое должно было отвезти его с товарищами в Италию. Дело это было нелегкое, и в конце концов пришлось прибегнуть к подписке. Многие богатые негоцианты охотно вносили свои пожертвования. Правительство Монтевидео, узнав о намерении Гарибальди, предложило ему также свою посильную помощь. Но, зная, насколько бедна казна республики, он ничего не захотел принять, кроме двух пушек и восьмисот ружей, которые и были перенесены на корабль. Сборы продолжались довольно долго: письмо к нунцию было отправлено в октябре 1847 года, а выехал Гарибальди из Монтевидео только 27 марта 1848 г. С ним отправились 56 легионеров; многие его товарищи не решились последовать за ним, боясь предстоявших трудов и лишений.