О наших железнодорожных неурядицах и говорить нечего. По показанию Салова был, например, такой случай: Чугуевский уланский полк должен был сесть в Дубно; приходит телеграмма: “Сесть в Здолбунове, за 45 верст”. Полк по тревоге скачет в Здолбунов, здесь стоят вагоны для посадки; вдруг поезд уходит по чьему-то приказанию в Дубно, и полк вынужден ехать назад, чтобы сесть там! Главным средством успеха мобилизации считалось соблюдение строжайшей канцелярской тайны. Секретничанье дошло до того, что 30 июня в главный штаб приехал Контакузен с вопросом: “Где 16-я дивизия?” Оказалось, что сам штаб не знал этого.

Этих немногих отрывочных замечаний достаточно, чтобы обрисовать условия, найденные Скобелевым, который, бросив все свои среднеазиатские дела, променял почетный и независимый пост губернатора целого Ферганского края на совершенно неопределенное положение в дунайской армии.

12 апреля 1877 года была объявлена война, и в тот же день наши войска перешли границу. 10 июня произошла переправа через Дунай. 15 числа авангард перешел через Дунай против Зимницы и после упорного боя овладел высотами противоположного берега и городом Снеговом. При этой переправе Скобелев ограничился более чем скромной ролью охотника, или, если угодно, добровольца. Для него, уже отличившегося в целом ряде серьезных битв в Средней Азии, не нашлось подходящей должности в армии. Оставалось одно: самому себя назначить, и Скобелев сам себя произвел в ординарцы М. И. Драгомирова.

Свиты Его Величества генерал-майор Михаил Иванович Драгомиров

В ночь переправы, после второго рейса наших лодок, Скобелев отправился на тот берег вместе с Драгомировым, штабом дивизии и адъютантами.

Едва отчалили, как турки стали осыпать лодку пулями. Переехали благополучно. Бой кипел всюду. Генерал Драгомиров осмотрел все происходившее, насколько это было возможно в страшном дыму и в утреннем тумане. Все показалось ему страшно бестолковым.

– Ничего не разберешь, лезут, лезут, ничего не разберешь, – повторял он.

Скобелев был рядом с ним: оба были пешком. В раздумье и молча глядел М. И. Драгомиров; вдруг раздался голос Скобелева:

– Ну, Михаил Иванович, поздравляю!

– С чем?

– С победою, твои молодцы одолели.

– Где, где ты это видишь?

– Где? На роже у солдата. Гляди на эту рожу! Такая у него рожа только тогда, когда он одолел; как прет, любо смотреть.

Драгомиров взглянул и постиг тайну, еще не разъясненную ни в одном учебнике тактики: читать победу на лице солдата. Около девяти часов утра турки отступили. Еще на правом фланге поддерживалась перестрелка.

– Не пора ли остановить солдатиков? – спросил Скобелев Драгомирова.

– Пора-то пора, да некого послать, все ординарцы в расходе.

– Хочешь, пойду?

Скобелев отправился. Это был первый его подвиг за Дунаем, о котором все говорили с удивлением [4] .

В белом кителе пошел он тихою походкою, “как будто прогуливался на бульваре”, как говорит Верещагин, “как совершенно опытный боевой офицер”, по словам Драгомирова... Скобелев отправился в самый жар сражения: слева наши стрелки в виноградниках, а справа стреляют с высот турки. Он идет, подходит к стрелкам, остановится с одним поговорить, другого ободрит, и таким образом, везде один, открыто и медленным шагом, он обошел все войска, передавая приказание Драгомирова.

И тем не менее, по словам Верещагина, нашлись начальники, которые сделали Скобелеву выговор, сказав, что он “суется не в свое дело”.

Относительно дальнейших действий Скобелева мы будем следовать главным образом рассказу Куропаткина. Этот близкий товарищ Скобелева в предисловии к своей замечательной книге оговаривается, что именно вследствие близости к покойному едва ли мог писать вполне беспристрастно. Но сличение показаний Куропаткина со множеством других сведений убеждает, что именно его рассказ наиболее беспристрастен.

В начале турецкой войны наши войска одерживали блестящие победы. Это был самообман, основанный на полном незнании сил и планов неприятеля. Мы привели выше мнение Зотова, который полагал, что у турок около 250 тысяч войска, и все-таки считал двинутую нами армию недостаточной. На самом деле у турок было 494 тысячи отлично вооруженного войска. Достаточно сказать, что у каждого турецкого пехотинца приходилось от 500 до 1000 патронов на ружье, тогда как у наших было в среднем по 60 патронов. План турок состоял в том, чтобы завлечь нашу армию в глубь страны и здесь по возможности окружить ее со всех сторон; следует сознаться, что турки были на шаг от выполнения этого плана.

Карта театра войны России с Турцией в 1877-78 гг.

Наши так называемые победы в начале кампании были прямым следствием плана, придуманного турками, которые почти беспрепятственно дозволили нам занять значительную часть болгарской территории. Через три недели после взятия Систова наши войска захватили область шириною до 90 верст и глубиною до 150. Вновь сформированный отряд генерала Гурко опередил всех: 25 июня он занял Тырново. Об этом событии генерал Зотов, впоследствии имевший под своей командой Скобелева, пишет в своем дневнике: “4 июля был взят Никополь, в то же время Гурко занял Казанлык и Шипку, 7 июля взял Шипкинский перевал, но проглядели важное событие, а именно: движение энергичного Османа-паши, полководца, которого если не по образованию, то по природным военным талантам можно поставить наряду со Скобелевым”. В начале войны Осман-паша находился в Видине. Граф Н. П. Игнатьев, близко знакомый с турецкими генералами, несколько раз предупреждал Криденера о силе видинского гарнизона и энергии Османа-паши. На это предупреждение не обратили должного внимания. Пока мы занимали Тырново и Шипку, турки успели выйти из Никополя и Видина и сосредоточились в Плевне, с того времени ставшей их опорным пунктом. Как легко взглянули наши полководцы на происшедшую перемену, показывает распоряжение, полученное генералом Шильдер-Шульднером, занять Плевну. Отряд Шильдер-Шульднера атаковал Плевну 8 июня, не имея ни малейшего понятия о силе неприятеля. По словам Куропаткина, у нас поход считался почти оконченным: многие офицеры, назначенные в армию в начале июля, боялись, что опоздают на войну и не будут иметь случая отличиться! Шильдер-Шульднер был отбит с большим уроном. Впечатление этого первого понесенного нами поражения было необычайное. Турки необычайно ободрились, у нас явилось смущение. Слухи преувеличили число турецких войск, сосредоточенных в Плевне. До сих пор еще многие военные историки уверяют, что при осаде Плевны мы имели дело с неприятелем, далеко превосходившим нас силами. Мнение это лишено основания, и, основываясь на данных, собранных полковником генерального штаба Артамоновым, Куропаткин утверждает, что силы Османа-паши в начале борьбы под Плевной не превышали тридцати тысяч. Против этих сил мы двинули более значительную армию под командою Криденера. Правда, у Османа-паши была отборная армия, которою распоряжался он сам; снабжение армии было отличное, и турецкие орудия били несколько дальше наших.