Необитаемая область, казалось, не тревожила его. Погруженный в свой собственный мир, мальчик рисовал, совершенно не обращая на них никакого внимания. Иногда он смотрел по сторонам, но только не на двух мужчин рядом с ним. Детские глаза его были незамутнены.

«Что он рисует?» — заинтересовался Джек и подошел к мальчику.

Не замечая окружающего пейзажа, тот рисовал огромные многоквартирные дома.

— Взгляни-ка сюда, папа, — позвал Джек, стараясь сохранять голос ровным и спокойным.

Они стояли вместе за спиной мальчика, наблюдая, как он рисует, и ясно различая здания, которых становилось на бумаге все больше и больше.

«Да, никакой ошибки здесь нет, — подумал Джек. — Мальчик рисует здания, которые здесь построят. Он рисует ландшафт будущего, а не тот, который мы видим».

— Как будто он видел фото, которое я тебе показывал, — тихо сказал Лео. — Это одна из моделей.

— Возможно, что и так, — ответил Джек. Увиденное требовало объяснения. Возможно, мальчик понял их беседу и рисовал, вдохновленный услышанным. Но на фото изображались здания, снятые с более высокой точки и в другой перспективе. Мальчик набрасывал здания так, как они выглядели для наблюдателя, сидящего на земле. «Как они могли бы выглядеть, — уточнил Джек, — кому-нибудь, находящемуся на нашем месте».

— Не удивлюсь, если у вас что-нибудь получится с этой теорией времени, — сказал Лео. Он глянул на наручные часы. — Ну, а теперь, говоря о времени, я бы сказал…

— Да, — задумчиво произнес Джек, — мы отправляемся обратно.

В рисунке мальчика он заметил нечто большее. Интересно, заметил ли отец? Огромные кооперативные дома, набрасываемые мальчиком, зловеще эволюционировали у них на глазах. Некоторые детали вызвали пристальное внимание Лео, он запыхтел и посмотрел на сына.

Здания выглядели старыми, разрушающимися от времени. Огромные зияющие трещины покрывали их до самого верха. Окна были разбиты. И что-то похожее на жесткие высокие травы росло вокруг. Он рисовал картину разрушения и тяжелого, вечного, мертвого уныния.

— Джек, он рисует трущобы! — воскликнул Лео. Да, он действительно рисовал гниющие развалины. Здания, простоявшие годы, возможно, десятилетия, они давно миновали эпоху расцвета и клонились к закату своего существования, к дряхлости и полной запущенности.

Показывая пальцем на зияющую трещину, которую он только что пририсовал, Манфред неожиданно сказал:

— Баб… биш…

Его рука стремительно чертила сорные травы и зияющие провалы разбитых окон. Он снова произнес:

— Габ… биш…

И смотрел на изображенное, испуганно улыбаясь.

— Что это значит, Манфред? — спросил Джек.

Ответа не последовало. Мальчик продолжал стремительно рисовать. Под его рукой с каждым новым штрихом прямо на глазах здания становились все старше и старше.

— Пошли, — хрипло сказал Лео.

Джек забрал у мальчика бумагу, карандаши и поставил его на ноги. Все трое забрались в вертолет.

— Посмотри, Джек, — сказал Лео. Он внимательно разглядывал рисунок ребенка. — Он что-то написал над входом в здание.

Кривыми, неровными буквами Манфред написал: «AM-WEB».

— Название дома, наверное, — предположил Лео.

Сразу узнав аббревиатуру, которая означала сокращенный девиз их кооператива «Alle menschen werden bruder», Джек сказал сдавленным голосом:

— Это «Все люди станут, как братья» — написано на вывеске кооператива. — Он хорошо помнил эту фразу.

Снова взяв цветные карандаши, Манфред продолжил работу. Он начал что-то дорисовывать в верхней части рисунка. Джек узнал темных птиц.

Огромных, черных, похожих на стервятников птиц.

В одном из разобранных окон Манфред нарисовал круглое лицо с глазами, с носом и со скорбно опущенными уголками рта, сведенного в немом отчаянии.

Кто— то в здании, глядящий тихо и безнадежно, словно попал в капкан.

— Да, — сказал Лео, — интересно. — Его лицо приняло крайне сердитое выражение. — Почему ему захотелось нарисовать такое запустение? Мне кажется, ему не нравятся эти дома. А иначе почему он не нарисовал их новыми, чистыми, с играющими перед ними детьми, с домашними животными, довольными людьми?

— Вероятно он рисует то, что видит.

— Ну, если мальчик так видит, то он действительно больной, возмущенно сказал Лео. — Столько ярких, удивительных вещей он мог бы нарисовать вместо этого. Почему он не хочет их замечать?

— Возможно, у него нет выбора, — сказал Джек. «Габбиш», — мысленно повторил он. Хотелось бы знать, могло ли это слово означать время? Силу, которую хотел изобразить мальчик, означавшую разложение, ухудшение, разрушение и наконец саму смерть? Сила, проявляющаяся везде, во всем, во вселенной. И все это он видит?