Шрифт:
Правильное рассуждение должно быть следующее: греки правы канонически, но, пожалуй, не совсем чисты нравственно в этом вопросе, потому что действия их, видимо, имели не одну только цель церковного домостроительства или строгого охранения церковных законов, но и политически-племенную цель приготовить себе побольше территории и жителей на случай падения Турции.
Болгары же, требуя экзархата с неопределенными границами, доискиваясь отделения не столько топографического, сколько племенного, и (что важнее всего) создавая себе иерархию новую без благословения прежней, – не правы и канонически, и нравственно. Нравственная нечистота их побуждений видна уже из того, что они преднамеренно стремились к расколу – именно к расколу, а не к ереси, – к легкому, неясному, умеренно-либеральному, практическому отщеплению, а не к какой-нибудь мистической и еще более, быть может, опасной, но все-таки искренней ереси. Какая у них там мистика! Узкий племенной патриотизм, национальное самолюбие, – и больше ничего.
Болгары преднамеренно и очень искусно искали этого легкого и тонкого отщепления, и после всякой уступки греков нарочно новыми требованиями затягивали дело. Напрасно добродушный о. Склобовский полагает даже, что они особенно «раздражались» упорством патриархии; я жил там долго и очень многих из вождей этого движения знаю хорошо. Они даже не особенно раздражались, – они радовались: радовались они и уступкам, и упорству греков; они очень ловко плыли по модному эмансипационному течению; турки помогали, а мы не смели и не сумели их вовремя остановить.
Раздражились же на болгар греки – раздражились страстно, до ошибки; ибо, оставаясь правыми с церковной точки зрения, они ошиблись именно там, где им совсем не хотелось и не шло ошибаться, – они ошиблись политически; выбросивши болгар из своей Церкви, они исполнили их желание иметь совершенно особое церковное управление и под предлогом этой особой церковности забрать постепенно в свои руки Румелию, Македонию, Фракию, если можно и если посчастливится, то, пожалуй, и Царьград. У греков «Византийская Империя», «Великая Эллинская идея»; у болгар «Великая Болгария», – не все ли это нам равно?
С точки зрения нравственной это для нас давно было все равно.
С политической точки зрения – тоже почти все равно; ибо мы, русские, ни того, ни другого не можем допустить.
И то и другое – вредный для общего дела вздор. Кроме нас, никто не должен сметь и думать о Босфоре, и в этом отношении между православием и эллинизмом мы должны проводить наиглубочайшую черту.
Как представители православия на Востоке, как хранители Святых Мест, как обладатели патриарших тронов, греки (и в особенности эти самые «фанариоты») должны быть нам дороже всяких других союзников, и с этой стороны хорошо делать им всевозможные уступки.
Что же касается до эллинизма, или до греков, как представителей своего племенного начала, то это – смотря по обстоятельствам: можно быть и за них, и против них.
Не следует и с этой стороны непременно и всегда предпочитать им югославян, но всегда самих себя; или, лучше сказать, великое призвание России должно всегда предпочитать либеральному и сравнительно с этим призванием бессодержательному эллинизму.
Впрочем, не довольно ли?..
Я бы желал прекратить эту специальную беседу и возвратиться к тем более общим вопросам, от которых меня отвлекла досада на отца Склобовского, вздумавшего напасть на Т.И. Филиппова и говорить, что все светские писатели причиняют Церкви только одну скорбь.
Да и на что все это теперь? Ни Св. Синод, ни дипломатия наша, видимо, болгарам более потворствовать в этом деле не расположены и не станут. На практике, значит, мнение г. Филиппова торжествует. Книга его имеет замечательное историческое значение, ибо этот мирянин, этот «светский писатель» один в России возвысил свой голос в защиту Вселенского патриарха, канонов, дисциплины и преданий; он возвысил свой голос в начале 70-х годов, в то время, когда все колебались, все недоумевали, все или либеральничали, или не понимали, или хитрили, или терялись в хлопотах мелочного «оппортунизма» – и в дипломатии, и в печати, и почти везде...
Книге г. Филиппова суждено жить, и славе таких великих христианских заслуг автора предстоит расти; а про заметки и мнения о. Склобовского нельзя сказать даже, что им предстоит умаляться. Нечему! Ибо кто в наше время (после 1 марта 81-го г.) либерал, тот едва ли имеет умственное будущее! Разве он отступится резко от прежних убеждений. Насчет взглядов г. Филиппова на греко-болгарское дело можно сделать одно только замечание. Все, что касается до самой греко-болгарской распри, в книге его правильно и до высшей степени ясно; прибавить теперь можно разве еще то, что Св. Синод и правительство наше в 72-м году поступили с большою мудростью, воздерживаясь и от Вселенского собора, и от всякого прямого вмешательства и решения.
Оно, может, было бы по-человечески искреннее и прямее ответить письменно или собрать Вселенский собор. Но вот в чем было опасное и великое затруднение: письменный, ясный ответ отсюда после схизмы, вероятно, был бы в первую минуту до того благоприятен болгарам, что мог бы привести нас к разрыву с греками. Крайние, враждебные России эллины, под влиянием английских интриг, пламенно этого желали. Самые серьезные и честные из греческих охранителей этого боялись.