Примерно в то же время, в 1840 году, французские газеты сообщали о чем-то сходном с этим феноменом. Такое аномальное состояние чувств – как думали тогда врачи – могло быть связано лишь с одной причиной; такие впечатления, если они проявлялись без какой-либо явно прослеживаемой причины, приписывались слабому мозгу и болезненно разбалансированному уму, с большой вероятностью приводящему такого человека к лунатизму. Таково было утверждение науки. Взгляды набожно настроенных людей, подтверждавшиеся уверениями местного кюре, склонялись к иному способу объяснения. Мозг ничего не мог поделать с этим «наваждением», потому что это были просто проделки «старого джентльмена» с раздвоенными копытами и сверкающими рогами. Как ученые люди, так и суеверные «порядочные женщины», должны были в какой-то мере изменить свои взгляды с 1840 года.

Даже в тот ранний период и до того, как «рочестерская» волна спиритуализма охватила значительную часть цивилизованного общества Европы, было показано, что то же самое явление можно вызвать посредством различных наркотиков и химических веществ. Некоторые отважные люди, которые не боялись ни обвинений в лунатизме, ни той неприятной перспективы, что их будут рассматривать как заключенных в «тенётах Дьявола», проделали опыты и публично объявили об из результатах. Одним их них был Теофиль Готье, знаменитый французский писатель.

Немного найдется знакомых с французской литературой того времени, кто бы не знал очаровательную историю, рассказанную этим автором, в которой он описывает видения человека, принявшего опиум. Чтобы проанализировать собственные впечатления, он принял большую долю гашиша. «Мой слух», – пишет он, – «приобрел удивительные способности: я слышал музыку цветов; звуки – зеленые, красные и голубые – втекали в мои уши ясно различимыми волнами запаха и цвета. Опрокинутый стакан, скрип кресла, слово, сказанное шепотом, вибрировали и звучали внутри меня как многочисленные удары грома. При самом легком прикосновении к какому-либо предмету – мебели или человеческому телу – я слышал длительные звуки, вздохи, подобные мелодичным вибрациям эоловой арфы…» [4]

Без сомнения, силы человеческой фантазии велики; безусловно, иллюзии и галлюцинации могут быть созданы естественным или искусственным путем в течение короткого или длинного периода времени в мозгу самого здорового человека. Но существуют также естественные феномены, не укладывающиеся в эту «аномальную» группу; и они должны в конце концов привлечь к себе внимание научных умов. Явления гипнотизма, передачи мыслей, вызывания чувства, смешиваясь друг с другом и проявляя свою оккультную сущность в нашем феноменальном мире, в конце концов смогли привлечь к себе внимание нескольких выдающихся ученых. Под руководством знаменитого доктора Шарко, из госпиталя св. Петра в Париже, несколько знаменитых ученых во Франции, России, Англии, Германии и Италии занялись исследованием этих явлений. Более чем 15 лет они проводили эксперименты, исследовали и теоретизировали. И каков результат? Единственное объяснение данное публике, тем людям, которые жаждут познакомиться с истинной, сокровенной природой этих явлений, с их причинами и происхождением, заключается в том, что чувствительные люди, обнаруживающие такие феномены, являются истериками! Нам говорят, что они психопаты [5] и неврастеники, [6] – и нет никакой иной причины, лежащей в основе бесполезного разнообразия этих проявлений, кроме как причины физиологического характера.

Это выглядит удовлетворительным в настоящее время, и вполне возможно, что и в будущем.

Таким образом, «истерической галлюцинации» суждено стать, по-видимому, альфой и омегой всякого феномена. В то же время, наука определяет термин «галлюцинация» как «ошибку наших органов чувств, которая влияет и на наш интеллект». [7] Такие галлюцинации чувствительного человека, вызванные, например, появлением «астрального тела», переживаются не только «интеллектом» этого человека (или медиума), но и воспринимаются сходным образом чувствами присутствующих. Следовательно, можно заключить, что все эти свидетели также являются истериками.

Мы видим, что мир находится в опасности в том смысле, что в конце этого столетия он может превратиться в огромный сумасшедший дом, в котором лишь ученые-физики будут представлять собой здоровую часть человечества.

Из всех проблем медицинской философии, галлюцинация представляет собой наиболее трудноразрешимую, от которой трудно отделаться. Это едва ли могло бы быть иначе, поскольку она является одним из таинственных результатов нашей двойственной природы, мостом, переброшенным через пропасть, которая отделяет мир материи от мира духа. Оценить или познать ноумен в ее феноменах не может никто кроме тех, кто стремится на другую сторону. Несомненно, проявления сбивают с толка всякого, кто свидетельствует о них впервые. Галлюцинация, являясь для материалиста доказательством творческой способности, потенцией человеческого духа, воплощая для деятеля церкви «чудеса» и объясняя сверхъестественным путем простейшие эффекты естественных причин, не может быть до сих пор принята за то, чем она является на самом деле, и вряд ли можно настаивать на принятии материалистической или церковной позиции, поскольку одна из них столь же сильна в ее отрицании, так же как другая – в ее подтверждении. «Галлюцинация», – говорит авторитетный источник, цитируемый Бриером де Буамоном, [8] – «это воспроизведение материального признака идеи». Галлюцинация, как говорят, не имеет отношения к возрасту и добродетелям; или, если фатальный эксперимент чего-нибудь вообще стоит, то можно сказать, что: «врач, который уделил бы ей слишком много внимания, или изучал бы ее очень долгое время и очень серьезно, мог бы быть уверен, что он кончит свою карьеру среди своих собственных пациентов».

Это является дополнительным доказательством того, что «галлюцинацию» вряд ли когда-либо изучали «слишком серьезно», поскольку самопожертвование вовсе не является примечательной чертой нашего века. Но если она столь опасна, почему бы нам не позволить себе такое смелое и непочтительное предположение, что биологи и физиологи школы д-ра Шарко стали жертвой собственной галлюцинации, основанной на односторонней научной идее о том, что все исследовавшиеся ими феномены галлюцинаций обусловлены истерией?

Как бы там ни было, по причине коллективной галлюцинации наших медицинских светил или импотенции материалистической мысли, этот простейший феномен, признанный и исследованный людьми науки в 1885 году, остается столь же необъясненным ими, как это было в 1840 году.

Если даже принять, что кое-кто из обывателей, помимо огромной почтительности (доходящей до фетишизма), действительно примут утверждение ученых о том, что каждое явление, каждое «аномальное» проявление обусловлено выходками эпилептической истерии, – то что же остается делать остальной публике? Должны ли они верить, что грифель м-ра Эглинтона, движущийся сам по себе, также действует в припадке эпилепсии, как и его медиум, хотя бы он даже и не касался его? Или, что пророческие высказывания провидцев, великих апостолов всех веков и религий, были просто патологическими результатами истерии? Или, опять-таки, что «чудеса» Библии, а также Пифагора, Аполлония и других, принадлежат к тому же семейству аномальных проявлений, как и галлюцинации мадемуазель Альфонсины (или как бы ее ни называли) у д-ра Шарко, и ее эротических описаний и поэтических опусов, «вследствие наполнения газами ее большой кишки» (дословно)? Такая претензия, по-видимому, обречена на неудачу. Прежде всего следовало бы объяснить саму «галлюцинацию», когда она в действительности имеет физиологическую причину, – но это никогда не было сделано. Выбрав случайным образом некоторые из множества определений, данных видными французскими медиками (у нас нет под рукой соответствующих английских), мы хотели бы спросить – а что на основании их мы можем узнать о «галлюцинации»? Мы привели выше «определение» (если его можно так назвать) д-ра Бриера де Буамона; рассмотрим еще некоторые из них.