Шрифт:
Во-вторых, в случае чистых и подлинных медиумов, которые находятся в состоянии транса под влиянием своего собственного седьмого принципа, аугоэйда греков, все наставления исходят из души самого медиума, и лишь очень редко можно получить таким образом что-либо более возвышенное, чем то, что может произвести в состоянии духовного возбуждения собственный разум медиума.
Можно сказать, что во многих подобных случаях медиум сам говорит, что его (или ее) учит судья Эдмондс или покойный епископ такой-то, однако это происходит просто из-за вмешательства вредных элементариев, которые постоянно клубятся вокруг любого медиума и, даже если он и слишком чист, чтобы позволить им овладеть собой, все же запутывают и обманывают его, вечно стремясь всюду сунуть свой «нос». Лишь адепт может ясно, сознательно и всецело поставить духовное эго под власть духа. Медиумы, которые неосознанно достигают состояния транса, не имеют ни малейшего представления об источнике собственных ощущений. На них может оказать влияние любой элементарий и, используя любую слабую точку в их характере, заставит поверить, что эти ощущения исходят от него. То же самое, хотя и в меньшей степени, имеет место в случае с теми редкими и возвышенными, по причине своей особой чистоты, медиумами, чьи эго и дух могут воспарить вверх, в астральный свет, в то время когда их остальные составные части находятся в состоянии транса, и прочитать там все самые высокие мысли, которые только могут появиться в уме человека. Действительно, эго высочайших, лучших медиумов могут воспроизвести в этом материальном мире лишь фрагментарным и искаженным образом то, чтобы было прочитано ими в астральном свете; и все же даже такое воспроизведение иногда намного превосходит по своему характеру способности как самого медиума, так и всех присутствующих на сеансе. Каким образом происходит, что медиум часто начинает приписывать духам такие мысли, выловленные из астрального света подобно жемчужинам, мы уже объяснили.
Но еще более распространенным источником инспирации медиумов является разум одного или нескольких из присутствующих. Пребывая в трансе, духовная душа – шестой и седьмой принципы – может читать все то, что записано в уме и в памяти тех, к кому она каким-либо образом тяготеет, и высказывания медиума будут в таких случаях в высшей степени соответствовать мыслям тех людей, с кем он находится таким образом en rapport [в контакте, франц.]. Если это чистые, высокоразвитые люди, полученные таким путем наставления будут равным образом чистыми и интеллектуальными. Однако, опять-таки, бессознательный медиум, как правило, не знает, откуда исходит все, что им воспринято. Своей духовной душой он, несомненно, понимает это, но в комбинации с остальными принципами – комбинации, необходимой для того, чтобы записывать такие впечатления или говорить о них – он находится в полной темноте, и первый попавшийся элементарий, обладающий достаточной силой, может внушить ему любое представление о том, что он хочет сообщить.
Действительно, медиумизм – это опасная, а зачастую и фатальная способность; и если мы выступаем против спиритуализма с такой настойчивостью и с таким постоянством, то вовсе не потому, что мы отрицаем реальность таких феноменов, которые, как нам известно, могут происходить, и происходят в реальности, несмотря на множество мошеннических подражаний, и которые наши адепты могут воспроизводить по своей воле и без какой-либо для себя опасности, но из-за того неисправимого духовного вреда (не говоря уже о простых физических страданиях), который наносит девяти десятым практикующим медиумам их приверженность к спиритуализму. Мы знали десятки, нет, сотни необыкновенно добрых, чистых, искренних мужчин и женщин, которые, по всей вероятности, во всем, кроме культивирования этой дьявольской способности получать впечатления от элементариев, вели достойную и возвышенную жизнь; однако под постепенным вредоносным влиянием этих низших, связанных с землей сущностей, опускались все ниже и ниже, заканчивая, зачастую преждевременно, свои жизни, которые могли привести лишь к духовной гибели.
Все это вовсе не спекуляции – мы говорим о том, что знаем, – даже если один из пяти медиумов, постоянно использующих эту способность, и избегает этой судьбы, уготованной столь многим, эти исключения вовсе не могут оправдать спиритуалистов, поддерживающих и подстрекающих толпу профессиональных медиумов, которые рискуют потерять свое бессмертие ради низших материальных влияний. Одно дело – это практика медиумических способностей с благими целями, изредка осуществляемая добродетельными медиумами, которые постоянно заботятся об укреплении своей нравственной и духовной природы, ведут чистую жизнь и имеют самые высокие устремления; совсем другое дело – обычная практика, совершаемая беззаботно и бесчестно, ради выгоды. Нельзя переусердствовать в осуждении этой последней практики, и это в высших интересах как самих медиумов, так и пользующихся их услугами.
«Дурные связи портят хорошие манеры» – это вечная истина, хотя, быть может, несколько затасканная и банальная, и никакие дурные связи не является столь вредоносными, как эти тонкие влияния, исходящие от низких, бестиальных элементариев, клубящихся в комнатах для сеансов у безнравственных или в какой-то мере деморализованных медиумов, слишком слабых и подавленных, чтобы мочь что-либо увидеть или услышать, но достаточно сильных в своих исключительно материальных наклонностях, чтобы ввести нравственный яд в ментальную атмосферу всех присутствующих.
В том, что люди, заблудившиеся в обветшавших руинах пришедших в упадок религий, будут исступленно хвататься за каждую нить, в которой увидят проблеск надежды проникнуть в закрытый облаками лабиринт тайны вселенной, нет ничего удивительного и достойного осуждения; но вовсе не через медиумов – добычу любого свободного призрака и элементария – может быть достигнута эта великая истина, но тем суровым и строгим путем учения, самодисциплины и самоочищения, которому учат в храме оккультизма, самым прямым путем к которому в настоящее время является теософия.
II
Из чего состоит подлинное знание? Этот вопрос лежит на пороге оккультного обучения. В реальной практике, он первым ставится перед обычным изучающим оккультизм человеком, который попадает к учителям оккультного мира. Его учат (или ему показывают), что существует два вида знания, реальное и нереальное; реальное связано с вечными истинами и первичными причинами, нереальное – с иллюзорными следствиями. До тех пор, пока кажется, что это утверждение связано лишь с некими туманными абстракциями, едва ли кто-нибудь будет его отрицать. Любая школа мыслителей легко признает его, оставляя за собой предположение о том, что иллюзорными следствиями являются те соображения, которые пленяют ее соперников, а вечные истины – это ее собственные умозаключения. Но с достаточной ясностью понять, какие из ментальных построений следует классифицировать как иллюзорные следствия, мы сможем не раньше, чем обнаружим, что эта первая предпосылка оккультной философии находится в полном противоречии со всей совокупностью повседневной мировой практики в том, что касается всех разновидностей научного исследования. Вся физическая наука и львиная доля того, что западный мир предпочитает называть метафизической спекуляцией, покоится на грубой и поверхностной вере в то, что единственный путь, по которому идеи могут проникнуть в разум – это каналы органов чувств. Физик все свои усилия тратит на тщательное исключение из массы тех материалов, на которых он строит свои выводы, всего, что не попадает в разряд того, что он считает реальными фактами. А реальными фактами он считает все то, что явным образом воздействует на органы чувств, – то есть то, что мудрая философия восточного оккультизма особо и с самого начала осуждает как иллюзорный, по самой своей природе, результат, временное, вторичное следствие реального факта, стоящего за ним. Поступая таким образом, не совершает ли оккультная философия некоего произвольного выбора между соперничающими методами, подобно тому, как химик может выбрать тот или иной из двух разных методов анализа? Вовсе нет. Подлинная философия не может делать никакого выбора произвольно; существует лишь одна вечная истина и в ее поисках мысль вынуждена идти одним-единственным путем. Знание, которое обращается к органам чувств, не может иметь дело ни с чем иным, кроме иллюзорных следствий, ибо все формы этого мира и его материальные комбинации суть лишь отдельные картинки в великой, постоянно изменяющейся панораме эволюции; ни в одной из них нет ничего от вечности. Делая простой вывод из физических фактов, наука, исходя из своих собственных методов, поймет, что было некое время, предшествовавшее тому моменту, когда какие-то зародыши жизни, какими бы они ни были, приняли формы, в которых они проявляются сегодня. Разумеется, наступит такое время, когда все эти формы исчезнут в процессе космического изменения. Что предшествовало им, вызвав их эволюцию из огненной туманности, какие следы оставят они за собой? Из ничего они появились, в ничто и возвратятся – так звучит дважды иррациональный ответ, который является единственным логическим выводом из физической философии, делающей из них реальные факты, единственную основу реального знания.
Следует помнить, конечно, что нереальное знание, происходящее из наблюдения иллюзорных, поскольку временных и вторичных, следствий, успешно работает лишь в отношении короткой цепи событий, которую оно может сконструировать. Именно это приводит столь многие, в других отношениях могучие умы к слепой удовлетворенности этим знанием. Некоторые из законов материи можно хотя бы обнаружить, если не понять, простым наблюдением материи; однако очевидно, что то, из чего произошла материя, и то, к чему она возвратится, нельзя обнаружить материальными органами чувств. Каким же иным образом можно распространить наблюдение за рамки материальных чувств? Лишь если оно будет расширено, для человека станет доступно знание, связанное с вечными истинами и первичными причинами – реальное знание, отличное от временного и нереального. Физик же, пребывая в полном неведении относительно методов, благодаря которым наблюдаемая область может быть расширена за пределы чувств, немедленно заявит: «О гипотетических вечных истинах вы можете лишь мечтать и предаваться иллюзорным догадкам – все это просто порожденная мозгом фантазия». Таким образом, весь мир в целом, не довольствуясь излюбленными иллюзиями и называя их реальностями, с презрением отказывается от реальности и отвергает ее, как иллюзию.