Шрифт:
24 июля, следователь г. Александров предъявил мне то же обвинение, что и Ленину, Зиновьеву, Коллонтай и др., т.-е. обвинение в том, что я вошел в соглашение с агентами Германии и Австрии с целью дезорганизации русской армии, получал от названных государств денежные средства и пр. При этом, как я имел полную возможность убедиться из продолжительного допроса, г. Александров, считая «доказанным», что Ленин является агентом Германии, мою виновность выводил уже из того, что я 1) приехал вместе с Лениным из Германии; 2) состоял членом Ц. К. большевиков; 3) состоял одним из руководителей военной организации при Ц. К. Разумеется, если бы все это было верно, то из этого еще никак не вытекала бы моя связь с германским правительством, по отношению к которому Ленин и его друзья являются на самом деле более непримиримыми врагами, чем их обвинители. Но дело не в этом. Если бы г. прокурор и следователь, прежде чем арестовать меня и подвергать допросам, потрудились навести самые простые справки, они могли бы узнать, что я приехал на месяц позже Ленина, – не через Германию, а из Америки через Скандинавию, и никогда не входил в Ц. К. и не имел никакого отношения к его военной организации. Стало быть даже те внешние организационные рамки, на которые опирается фантастическое в своей чудовищности обвинение, совершенно неприменимы ко мне.
Что судебные деятели, еще пять месяцев тому назад защищавшие «существующий строй» г.г. Романовых, Штюрмеров и Сухомлиновых, считают возможным, не дожидаясь конца расследования, оповещать мир о том, что революционеры, в течение десятилетий боровшиеся против Романовых, Штюрмеров и Сухомлиновых, продались внезапно Гогенцоллернам, – это, пожалуй, в порядке вещей. Можно, однако, сомневаться, в порядке ли вещей то обстоятельство, что именно означенным деятелям вверено дело юстиции при новом режиме, который хочет быть республиканским и демократическим. Но уж во всяком случае ни с каким порядком вещей несовместимо то положение, когда тягчайшее обвинение, какое можно себе представить, до всякой проверки, швыряется прокуратурой в массы по каналам беснующейся реакционной прессы.
Граждане министры! Наши политические противники обвиняют нас, интернационалистов, в том, что наши лозунги, преломляясь в сознании темной массы, ведут к явлениям анархии. Допустим, что это так. Но вот ваши судебные деятели, блюстители законности, бросают в наиболее темные массы наиболее тяжкие обвинения в наиболее запутанной и темной форме – против руководителей большой политической партии. «Сообщение» г. Переверзева, как вы знаете, уже вызвало не только избиения, но и убийства отдельных большевиков. Новое сообщение г. прокурора идет по тому же самому пути.
Я не уверен, имеются ли в распоряжении генерал-прокурора статьи уголовного уложения, предусматривающие эти деяния. Но я твердо знаю, что не было в истории цивилизованных стран процесса, более чудовищного по замыслу обвинения и более преступного по методам использования заведомо ложного обвинения в интересах самой разнузданной травли против целой политической партии.
Л. Троцкий.
Одиночная тюрьма («Кресты»), 25 июля 1917 г.
«Новая Жизнь» N 88, 30 июля 1917 г.
Л. Троцкий. ПИСЬМО МИНИСТРУ ЮСТИЦИИ [179]
Гражданин министр!
В дополнение к моему письму на имя Временного Правительства в целом, считаю необходимым обратить ваше, как генерал-прокурора, специальное внимание на ту неслыханную работу, которую сейчас развивает г. прокурор Петроградской судебной палаты.
Я утверждаю в полном сознании всей ответственности, какая вытекает из моих утверждений:
1. У г. прокурора нет и не может быть и тени доказательства моих связей, прямых или косвенных, с германским империализмом. Наоборот, если г. прокурор наводил обо мне хотя бы самые поверхностные справки, то он не может не знать, что я вел все время непримиримую борьбу с германским империализмом, как и со всяким другим.
179
Помещая это письмо, «Новая Жизнь» сопровождает его следующим пояснением:
По этому поводу министр юстиции Зарудный заявил нашему сотруднику: Л. Троцкий обратился не по адресу. Дело ведется следственными властями, которые независимы от министра юстиции. Действия же следственных властей могут быть обжалованы только в окружный суд. Я удивляюсь, что Л. Троцкий, старый революционер, требует от министра юстиции оказать давление на следственную власть. Разве революционеры не боролись всегда за полную независимость суда от давления со стороны министра юстиции? Я всегда относился с уважением в суду. И именно поэтому, заняв пост министра юстиции, я ни в коем случае не позволю себе никакого вмешательства в действия судебных и следственных властей.
2. Не располагая никакими доказательствами, г. прокурор всячески рекламирует свое чудовищное обвинение в прессе, заставляя население думать, что у него действительно имеются против меня какие-то уличающие данные. Этим г. прокурор явно и очевидно преследует политические цели.
3. Предстоящий по сообщению газет перевод нас, и в частности меня, в Петропавловскую крепость, сам по себе совершенно безразличный для меня, имеет несомненно ту же цель: внешним образом подчеркнуть уверенность г. прокурора в своей позиции, запугать сомневающихся, – и служит, следовательно, целям все той же агитации. Между тем никакой «уверенности» у г. прокурора нет и быть не может.
4. В условиях трагических событий на фронте поведение г. прокурора получает особенно зловещий характер, и последствия той отравленной демагогии, какая ведется вокруг наших имен в печати, при прямом содействии г. прокурора, неизбежно перерастут через головы г.г. организаторов чудовищного обвинения… Дело Дрейфуса, [180] дело Бейлиса [181] – ничто в сравнении с тем сознательным покушением на моральное убийство ряда политических деятелей, которое теперь совершается под знаком республиканской юстиции. Необходимо авторитетное вмешательство, гражданин министр! Необходима немедленная проверка работы г-на прокурора!
180
Дело Дрейфуса – стояло в центре политической жизни Франции в 90-х г.г. Оно возникло в результате подложного обвинения еврея капитана Дрейфуса в шпионстве. По существу же оно было лишь поводом для наступления монархических элементов против республики. Контрреволюция и здесь оперировала с подложными документами. Ответную кампанию за Дрейфуса подняли все лево-республиканские круги во главе с Жоресом и известным писателем Зола. В конце концов Дрейфус был оправдан.
181
Дело Бейлиса – возникло в 1912 году в результате обвинения, предъявленного еврею Бейлису в убийстве русского мальчика Ющинского из-за ритуальных, будто бы, побуждений. Николаевское правительство пыталось использовать этот процесс для бешеной травли против демократических элементов. Для защиты Бейлиса демократическая интеллигенция, с своей стороны, мобилизовала лучшие адвокатские силы. Несмотря на подтасованный состав присяжных заседателей, Бейлис был оправдан. В конечном итоге процесс обратился против его организаторов.
Л. Троцкий.
«Новая Жизнь» N 90, 2 августа 1917 г.
Л. Троцкий. ЗАЯВЛЕНИЕ В СЛЕДСТВЕННУЮ КОМИССИЮ ПО ДЕЛУ 3 – 5 ИЮЛЯ от Льва Давыдовича Троцкого
I
Для выяснения обстоятельств и условий моей жизни и деятельности в Вене необходимо допросить, в качестве свидетеля, министра труда М. И. Скобелева. Мы вместе с ним издавали там «нелегальную» газету «Правда», которую доставляли в Россию. М. И. Скобелев был членом редакции и кассиром издательства. Он вел значительную часть сношений с австрийскими с.-д. организациями, в том числе и с той, к которой принадлежали, по их словам, арестованные ныне чехи-военнопленные Бенеш и Кнофличек, т.-е. с организацией чехов-интернационалистов.